Пик Трэвиса

- А, точно. Вы же видели его путевые заметки. Саф… Саф как-то там её звали. Сафкрыса, Сафориса, как-то так, - отвечал Кэддин. – Трэвис писал, мол, летала хорошо. Она решила их бросить. Мол, надоел ей подъём. Видать, отсюда хотела прыгнуть. А он не стал спорить, у него в глазах уже вершина была. Пошёл дальше со своей собакой и оставшимися спутниками.
Он перевёл взгляд на крылатый труп, покачал сокрушённо головой:
- Токмо ошибаетесь вы, Мецкэнетт. Трэвис писал, что она драконьей крови была. А драконы – они горячие. – с умным видом сообщил мужчина. – Ну, по-любому она так и не прыгнула, а? Как думаете, струсила и замёрзла, пока решалась?
Поддувавший им в спины ветер ненадолго стих. Облачный фронт продолжал свой неуклонный подъём. Звёзды казались ярче, чем были полчаса назад. Серебристый глаз луны взирал с небес на остроухих иномирцев и их простоватого проводника. Быть может, много лет назад он точно так же смотрел на нерешительную Саф, дразняще, с презрением спрашивая: будешь прыгать, трусиха? Или, может, развернёшься, догонишь своих соратников и завершишь восхождение вместе с ними?..
В горах опять громыхнуло. Но нынешняя позиция Мец позволяла не только услышать отзвуки загадочного явления, но и увидеть его отсветы. Здесь, стоя у распростёршегося над пропастью выступа, эльфийка могла увидеть, как там, несколькими сотнями метров выше, что-то вспыхивает на мгновение лиловым. Ей это могло напомнить свечу, фитиль которой загорелся и сразу же погас.
Только свеча эта, во-первых, определённо имела гигантские размеры. А во-вторых – пряталась за скалистой грядой. За «вершиной» горы. Из этого простого наблюдения можно было предположить, что Пик Трэвиса имеет не коническую форму – там, наверху, должно было быть широкое плато, а может, даже кратер. Края последнего в таком случае надёжно скрывали лиловую громыхалку от взгляда снизу.
- Мать честная, - Кэддин облизнул губы. – Колдовской огонь, да?

Кэддин, похоже, ждал, что ему ответят. Молчание Мец заставило его немного занервничать: он с ноги на ногу переступил, взглядом поводил туда-сюда, руками развёл. Но ответа так и не дождался, так что покорно дал себя опять взять за руку и повести дальше.
Пятиминутная серия прыжков их привела к пресловутой последней площадочке. Правда, назвать её так можно было разве что с очень большой натяжкой; это место куда больше походило на яму. Может, так даже лучше? По крайней мере, она могла защитить от ветра … На дне жалкого укрытия лежал мужской человеческий труп всё в тех же меховых одеяниях, какие Мецкэнетт уже видела на телах на дне ущелья. Судя по позе, и наличию ледорубов по бокам от рук, он сорвался и упал. Вокруг пояса была завязана верёвка, оборвавшаяся на длине примерно в метр.
Прямо у ямы начиналась упомянутая Кэддином почти отвесная стена. Она уходила вверх метров так на шестьдесят, и была прямо-таки испещрена выемками от ударов заступов.
Была и очередная ниша с табличкой в глубине. Здесь снова нашёлся подсвечивающий алый камушек. Но послание оказалось не в пример короче предыдущих.
«/ / / / / /
слбы но плны ршмст
не зн как выско лезть
мы возь этот пик и вернмс
как открвтл бзпс пути на В пик
посв эту пптку МАМЕ И ПАПЕ.
тлк впрд Р Э Г ТРЭВИС
его пёс Добрый Гомес
МЕСАНА Т. ПХАЛЛЕР
Джерн сын Робена 
Мика сын Джерна 
М О г Г р N М  К Р А С Н А Г Л А»
Три строчки после "доброго Гомеса" были написаны чужим почерком - каллиграфическим, аккуратным, мелким. Последнюю кто-то грубо раскорябал на всю ширину дощечки. 
- Трэвис пишет, тяжёлый был подъём, - вещал Кэддин. – Отсюда и вершины-то не видно этой стены. Это вот его спутник Джерн, сорвался, бедолага. Вот… Они поднимались в такой ветер, что их сносило с этой стены. Если б не орк, все бы попадали, но он дотащил на своём горбу. Мы тоже полезем, или вы можете нас того, перенести? Меня, конечно, уже подташнивает, но я никак не жалуюсь, нет... 

Кэддин озадаченно почесал затылок. Он не догадался, что вопросы были риторическими. И ответил. С лёгкой обидой в голосе – вероятно, мужчина, прочитавший томик о путешествиях Р. Э. Г. от корки до корки, и полжизни проживший в тени названного его именем пика, оскорбился, когда величие его соотечественника поставили под сомнение.
- Ну пёс у него, положим, был как раз такой, с какими в горы и ходят, - пробурчал он. – А вот где это вы слышали, чтоб на грифонах или вывернах можно было вот так просто взять и полететь – это я не знаю. Такие твари людей чаще рвут, чем летать пускают. Все в его отряде добровольцы были. А знаете, как он сам сказал, зачем полез? Он сказал: «потому что эта гора существует!». Во какой мужик был!
«Арканиста-портальщика» он вообще проигнорировал. Вероятно, не знал, кто это был.
Сверхчеловеческие физические способности Мецкэнетт играли ей на руку, но этого было мало. Выемки в незапамятные времена кто-то выбил ледорубом и для того, чтобы за них как следует уцепиться пальцами руки, они были маловаты. Носки сапог так и вовсе соскальзывали мгновенно. Подняться повыше она, конечно, могла и попробовать… но это был бы болезненный, медленный подъём, и не факт, что она смогла бы его осилить.
- Ну так не делается, - осмелев, заметил Кэддин. – Возьмите хоть мои ледорубы. Или, если вы меня ещё разок согреете, я могу попытаться и сам залезть. А вам сверху попробую верёвку скинуть. А?
Он подошёл к ледяной стене, встал рядом с эльфкой, вынул пресловутые ледорубы и по очереди оба вонзил в лёд, демонстрируя, как эффективно они в него врезаются и как прочно в нём потом сидят. Пожал плечами, поправил свою сумку, повернулся к Саргону. Поджал губы, быстро глянул опять на Мец; а потом, решив не испытывать терпение своих остроухих благодетелей, вынул-таки томик и протянул его мертвецу, очень стараясь при передаче книги избежать соприкосновения с пальцами неупокоенного.
Как уже упоминалось ранее, книжка представляла собой кое-как сшитую тетивой для лука стопку листов. «Восхождение» авторства Р. Э. Г. Трэвиса переписал некто Сюэчэн Гао; дату он решил не проставлять. Но на ощупь бумага даже состариться не успела. Почерк у господина Гао был аккуратный, ровненький, печатный – никаких тебе петелек, росчерков, загогулин…
«Сим подтверждаю, что данная книга является почти точной копией личного дневника Рэдвина Элджина Горланда Трэвиса Младшего. Верно то, что возможны отклонения от оригинала в тех местах, где дневник Трэвиса был нечитаем ввиду нанесённого ему жестокой погодой урона, нестираемых пятен грязи или крови или отвратительного владения пером, которое автор имел несчастье демонстрировать снова и снова. Данная копия является одной из двух, которые я сделал.
К моему вящему сожалению, дневник Трэвиса не вызвал интереса ни у моих добрых друзей из Храма Инь, ни у других путешественников, ни у широкой публики. Мои некоторые знакомые менестрели попытались написать по изложенной здесь истории песню, но утверждают ныне, что в число популярных такие сказания не попали. Считаю нужным выразить своё негодование по этому поводу; печально, что простые человеческие подвиги в наше время никого не восхищают…»
После предисловия шло краткое содержание; к нему прилагалась поясняющая пометка, что сделана она была Сюэчэном для удобства читателя. «Восхождение» Трэвиса делилось на три части – подготовка к путешествию и знакомство со спутниками; путь на вершину; и не в пример более краткий пересказ происшедшего на вершине горы. Строго говоря, дневником эти записи называть было не вполне верно – Трэвис написал почти всё за пару дней, что провёл на вершине горы. По всей видимости, первые две части он писал ещё в относительно ясном уме, а к третьей подошёл лишь тогда, когда уже стоял одной ногой в могиле.
Читать с самого начала у Саргона времени не было, но он мог, например, пролистать быстро книгу, надеясь, что глаз зацепится за какие-то ключевые слова. Или открыть на случайной странице. Или отыскать нужный момент во времени…

Как давно поднимался по этой ледяной стене Р.Э.Г. Трэвис? Как он этот подъём осилил, не имея в своём распоряжении ни магии, ни сверхчеловеческих способностей? Ведь даже для ловкой, сильной и быстрой Мецкэнетт эта ледяная стена стала нешуточным испытанием, заставившим её действовать на пределе собственных возможностей. Из-за трескучего мороза лёд так сильно затвердел, что ледорубы в него вгрызались еле-еле, и то с трагичным звоном. Многоступенчатая структура стены не позволяла телепортироваться сразу на приличное расстояние, а те немногие перемещения в пространстве, на которые эльфийка всё-таки решилась, её чуть не убили – после выхода из «окна» нужно было очень быстро реагировать и вбивать инструменты обратно в заиндевевшую шкуру горы. Её выручали природные сила и ловкость, позволившие ей превозмочь там, где когда-то не справился лежавший сейчас в «яме» у подножия стены несчастный Джерн. На её стороне был и опыт жизни в холодном Нордсколе, где наверняка приходилось справляться с условиями и куда серьёзнее этих. Но важнее всего оказалась способность вновь и вновь разгонять стынущую в жилах кровь.
Здесь, на боку Пика Трэвиса, холодный высокогорный ветер беспощадно бил по Мецкэнетт. Он без труда забирался под одежду, гулял по-хозяйски по немеющей коже, заставлял кости скрипеть так, будто принадлежали они седовласой старухе. Ни прикрыться руками, ни сгорбиться, ни попрыгать на месте; мучительно медленный, требующий постоянного внимания процесс скалолазания не оставляет для такой роскоши простора. Мало-помалу местная погодка пытается вытянуть из пришелицы жизнь.
И она бы справилась, если бы не магическое изобилие, что царит на загадочной горе. На хищнические посягания на тепло её тела эльфийка отвечает ускорением собственного кровообращения. Мороз и магия отчаянно сражаются на удивительном поле законов термодинамики. Первый пытается с гомеостазом покончить, вторая же его защищает.
И, к счастью для Мецкэнетт, к тому моменту, как до вершины она всё же добирается, битва все ещё идёт. Пальцы придётся хорошенько размять, уши – обогреть, лёд с дивных бровей – содрать. Но она осилила этот подъём. Не счесть, сколько за спиной осталось метров… но она справилась.
И теперь стоит на кромке кратера. Оказывается, гора и впрямь совсем не остроконечна. Её срезанная вершина слегка вмята внутрь. Пейзаж должен напомнить всё тот же Нордскол: темно, мрачно, повсюду беспорядочные нагромождения ледяных плит и обломанных скал. С одного ракурса они выглядят как переломанные зубы неведомого чудовища; с другого – как руины невиданных городов. Вот чего не видно точно, так это высоких, правильной формы башен красного цвета. Зато есть речка с невысоким водопадом. Сама речка обледенела, покрылась блестящим панцирем, но участок, где она низвергается с высоты в десяток метров, весело журчит. Проследить, откуда река берётся, пока не получается. Понять, почему она не промёрзла до дна – тоже.
Ветра тут нет. Он гудит где-то далеко внизу, напоминая, что сюда надо ещё и спутников поднять. Вероятно, Мец более-менее приходит в себя минут через пять, находит в себе силы телепортироваться взад-вперёд (теперь уже по знакомым местам); и вот Саргон и Кэддин стоят рядом, глазея на фантастическую картину.
К слову о Саргоне. У того было предостаточно времени, чтобы заключительную главу книги как минимум бегло пробежать глазами. Р.Э.Г. зачастую упоминал женщину по имени Сё Туа; с его слов получалось, что эта таинственная дама – волшебница, которая вершит на Пике Трэвиса некие дела чрезвычайной важности. По всему выходило, что Трэвис и кто-то, кого звали Моггрим Красноглазый, решили остаться в Алой Башне и в этих самых делах принять первоочередное участие. «Когда я шёл сюда, я думал, что покоряю одну из самых величайших вершин, что этот мир может мне предложить. Меня спрашивали: зачем, Трэвис, зачем? А я отвечал им, что она же вот она, она существует! Я знал, что вершина полна будет чудес, и я оказался прав: помимо Башни, здесь полным-полно утерянных в незапамятные времена сокровищ. Но я не за ними сюда шёл. Я шёл, чтобы сказать всему миру: как ни крути, а простой, маленький человек тоже может смотреть на всех свысока. На всю Мистерию посмотреть свысока – шутка ли? Но я и не подозревал, что тут, на вершине, моё путешествие только начнётся! Не думал, как Мистерия мала! Не видел не в пример более достойных вершин!..
Я болен. Болен и слаб. Даже если бы я хотел уйти, я бы не справился. Но Сё Туа обещает, что гибель не станет для меня концом, что всё совсем наоборот – и я ей верю… Одно знаю наверняка теперь в ясном уме: никогда эта книга не покинет этой вершины. В Алой Башне не нужны новые незваные гости… Моему детищу место здесь, рядом со мной. Сё Туа говорит, что память моя ослабнет – так пусть же мемуары мне напомнят, кто я и что я! Напомнят о моём пути!»
Дальше шла пометка Сюэчэна:
«Какое счастье, что рукопись оттуда всё-таки вынесли. Вероятно, это был молодой Мика, судьба которого после возвращения, к сожалению, неизвестна…»
Кэддин вытянул руку в направлении водопадика:
- Башня там. – сказал он. Глаза его загорелись азартом. – Пошли, погреемся у колдуньи? Вы не замёрзли, Мецкэнетт? Вам, может, парку мою дать?
Его вид прямо говорил о том, что с паркой он расставаться отнюдь не желает и предлагает из чистых вежливости и человеческой признательности.

- Как скажете, - кивнул с готовностью Кэддин, с трудом скрывая облегчение. Он и сам-то как следует отогреться не успел. Мужчина бодро зашагал вперёд, углубляясь в ледяной ландшафт и маня Мецкэнетт с Саргоном за собой.
Холод отступать и не думал, но теперь путешественниками двигала близость долгожданного укрытия. Если, конечно, книжка не врала, и башня действительно существовала. Потому что на пути к водопаду никаких свидетельств её существования под ноги эльфам и их проводнику так и не попалось. Тут не то что строений – тут даже под фундамент порядочный места-то не было видно, повсюду какие-то холмы, расселины, углы, ледяные глыбы… Вогнутое плато на вершине Пика Трэвиса – это другой мир, другая планета, которая живёт, кажется, по своим законам. И наверняка чужое небо этот эффект только усиливает. На фоне всего этого веселая, звонкая, живая речка кажется очень неуместной. И тем не менее она продолжает свой стремительный бег под ледяной скорлупой.
Водопад смотрится особенно приятно. В высоту он имеет всего лишь метра два, но внимание к себе в этой мёртвой и мёрзлой пустыне приковывает с лёгкостью. В бледном звёздно-лунном сиянии капельки разбивающейся воды подобны жемчужным бусинкам. Кэддин ведёт Мец и Саргона к нему. И, чем ближе они подходят, тем сильнее в глаза бросается ещё одна деталь. Труп.
Вода срывается с вершины двухметровой, обледеневшей скалы, и к этой самой вершине – прямо на пути хрустального потока – прибита верхняя половина женского человеческого скелета. Кости распухли, потрескались, местами – поломались; на изломах видна дырчатая, прогнившая костная ткань. Кэддин опасливо на скелет покосился, после чего скинул с плеч свою сумку и выудил из неё давешний ларец с дыркой в крышке. Сумку закинул обратно, а коробку крепко сжал в руках.
- Про это Трэвис не писал, - задумчиво произнёс он. – Жутко-то как… Но, - опомнился он, - башня. Там она. За водопадом. Пройти насквозь надо, там дверь. Врата. Эм… Колдунья! Хозяйка Алой Башни! Я к тебе с посылкой! С подарком! Кэддин меня зовут! – громко воззвал он, надеясь, видимо, что его слышат.
Тут он оглянулся на Мец с растерянным видом.
- Ну, надеюсь, в меня молния не ударит. Если что, спасибо, что помогли, а? По ту сторону увидимся. Надеюсь. – пожал он плечами, после чего, набравшись храбрости, шагнул поближе к кромке реки. Курьер осторожно прокрался по самому её бережку поближе к водопаду, расставил пошире ноги, пригнулся, а потом – сиганул за хрустальную стену. И – пропал. Не просто скрылся, а пропал – не видно за водой тёмного силуэта, не слышно фырканья или ругательств по поводу температуры водички.
И, как только он исчез, нижняя челюсть прибитого над гипотетическим проходом скелета пришла в движение.
- Странница, - с щёлканьем произнёс скелет. – Не пусти это в башню. Моя госпожа отблагодарит тебя. Не пусти. Ларец. Погибель. Конец. Быстрее. Опа...
Челюсть благополучно отвалилась, и труп умолк.

И всё-таки каким-то образом от наличия челюсти возможность разговаривать у скелета зависела. К счастью, умения Мец пришлись к месту: стоило некротической энергии тонкими щупальцами протянуться к истлевшему телу, как высоко поднятая ею челюсть вырвалась из замёрзших пальцев и красиво пролевитировала обратно на место, чтобы встать на место с многозначительным щелчком. Скелет несколько раз ею пошевелила вниз-вверх.
- Сё Туа, хозяйка Алой Башни, - прошамкала давно усопшая. – Организовала. Но это не тот, кого она ждала. Не то сердце, не тот ларец. Всё не то. Подделка. Обман.
Она заколебалась, отчаянно подбирая слова. Энергия, которую Мецкэнетт в нежить вдохнула, улетучивалась тоненькой струйкой; кажется, она вступила в конфликт с остатками чужой, которая совсем не хотела отдавать над трупом главенство. Мороз, правда, эту утечку ограничивал. Стабилизировал.
- Момент неудачный. Останови его. Она тебя отблагодарит. Ты не представляешь, насколько она сильна. Насколько богата. Она поведает тебе о таких секретах вашего общего искусства, о каких ты... никогда... не слышала. 
Слова словно на миг застряли в несуществующей более глотке. Скелет продолжила говорить, но с трудом.
- Я умоляю тебя. От её имени. Я не хочу исчезать насовсем. – прошептала запертая в старых костях сущность. – Он принёс что-то чудовищное. Он – враг.

Прибитый над проходом скелет опять приоткрыл челюсть, решив, видимо, проклацать какие-то дополнительные объяснения или неприкрытые мольбы. Тщетно – Мецкэнетт свой выбор явно сделала и менять его не собиралась. Её острых ушей коснулись лишь отзвуки озабоченного бормотания – что-то о слишком умных на свою же голову эльфийках.
Саргон сестре одобрительно кивнул. У него в голове картинка выстроилась простая: даже если скелет им правду говорит, в худшем случае они просто станут свидетелями чужого конфликта. А там, где конфликт, всегда найдётся лакомый кусочек для удачливого оппортуниста. Достаточно немного подождать и понаблюдать за тем, кто выигрывает, после чего принять правильную сторону и пожать плоды чужой победы. Ну а пока он, недолго думая, забился под импровизированный зонтик. Пусть мужчина и был давным-давно мёртв, и ледяная вода его особо не беспокоила, мочить кожу и волосы он всё равно не хотел. От влаги, как известно, процесс гниения ускоряется. Да и книгу Кэддина не хотелось так глупо терять.
Водяная стена оказалась намного тоньше, чем можно было подумать. Турбулентность потока вкупе с наличием в воде кристалликов льда обманывали глаз. На практике прохождение этой последней преграды на пути к Башне доставило куда меньше неудобства, чем Мец ожидала; тонкий слой материи даже промокнуть как следует не успел, а она уже находилась по ту сторону водопада.
Перед ними простиралась узкая, прямая пещера глубиной в десяток метров. Через каждые два на стенах пещеры с обоих сторон укреплены факела, горящие лиловым пламенем. Магической сигнатуры у огня нет – это какая-то мирская алхимия. В тоннеле тепло – то ли факела так хорошо отгоняют мороз Пика Трэвиса, то ли водопад настолько эффективно от него отрезает. В любом случае, брови Мец потихоньку оттаивают.
Дальний конец прохода резко упирается в гладкую, выпуклую стену алого цвета (хотя в тусклом освещении она наверняка кажется тёмно-фиолетовой или бордовой). В середине стены расположены массивные двустворчатые врата высотой в два с половиной метра из чёрного дерева; они окованы воронёной сталью. У врат нет замочной скважины – только тяжёлые металлические кольца, крепления которых выполнены в виде голов какого-то змееподобного зверя. У этих врат стоит Кэддин. В правой руке он держит ледоруб. Левая прижимает к бедру драгоценный ларец. Указательный палец левой руки погружён по самое основание в паз посередине крышки.
Несколько гулких ударов разносятся по тоннелю. Курьер бесцеремонно стучит обухом ледоруба по дереву, игнорируя предназначенные для ровно того же кольца.
- Не спешат открывать, - жалуется он, не оборачиваясь на звук шагов. – Ну да ладно. Колдуньи-то они, видать, никогда никуда не спешат, да?
Саргон кисло ему улыбнулся, после чего с интересом взглянул на шкатулку. Даже ткнул в неё собственным пальцем, изобразив на лишившейся половины нервных окончаний морде подобие удивления. Их проводник пожал плечами:
- Это, вроде как, механизм, чтоб открыть. Ну, с пальцем. Я заранее. Чтоб как врата она нам открыла, так ей сразу и показать всё. А то, небось, увидит, что я непонятно с чем пришёл, и пришибёт на месте. Колдунья ж… - хмыкнул он. Голос его слегка дрожал, щёки раскраснелись, глаза блестели – человек тоже радовался долгожданному теплу.

Саргон, подметив, как Мецкэнетт обрадовалась виду лиловых факелов, подошёл к стене и бесцеремонно один из крепления вытащил. Местная колдунья (если она вообще существовала) его пока что абсолютно ничем не впечатлила и гнева её он не опасался. Тот чуточку поискрил, но гореть, конечно, не перестал. Мёртвый эльф им широко взмахнул для острастки, рисуя в воздухе огненную дугу.  
- Отрубанием пальца? – переспросил курьер эльфийку и пожал плечами. – Нет, не думаю. Мне ж сказали, вот так, мол, и открывается. Не отрубит.  
Саргон поджал губы. Кэддин склонил набок голову; блестящий взгляд метался меж Мец и её братом. Он стукнул по двери ещё несколько раз. Последний удар пришёлся вскользь.
Краски покидали лицо мужчины. Румянец, который только что играл на отогревшихся щеках, исчез, уступив место мертвенной бледности. Он нервно закусил верхнюю губу, вздрогнул, и продолжил как ни в чём не бывало:
- Не буду я ставить её, уж извините. Из рук в руки отдам, хе. Вот уже сейчас всё откроется. Сейчас. Как думаете, ведьма, она ка…
Ларец резко щёлкнул. Этот щелчок стал первым и последним предупреждением. Спустя какие-то полсекунды драгоценный короб рванул, засыпая всё вокруг деревянной шрапнелью. Рука Кэддина с хлюпаньем отделилась от тела в районе плеча; бедро, к которому она прижимала ношу, взорвалось, кровавым фонтаном заливая всё вокруг. Курьера швырнуло в сторону, на стену; он врезался в неё мешком и завопил от боли.
Что-то дымящееся лежало на полу прямо у врат Башни. Что-то инородное. Пухлый кусок сиреневой материи, пульсирующий, будто только вырванное из чьей-то груди сердце. Оно билось в сумасшедшем ритме, и с каждым ударом стремительно росло, выпрастывая во все стороны ложноножки и щупальца. Ещё миг – и вот из аморфной кучи студенистой плоти на Мец смотрит угольно-чёрный, матовый круг диаметром в блюдце. В нём нет ни зрачка, ни радужки, но не почувствовать тот факт, что он именно смотрит, невозможно; волосы встают дыбом, к горлу подступает острая тошнота.
У него есть ошеломляюще магическая сигнатура, способная напомнить таковую у могущественных жрецов. «Оно ведь не живое», - думает тем временем шокированный Саргон, давно уже научившийся в силу своего плачевного физического состояния сходу и издали чувствовать биение чужой жизненной силы. Но оно и не мёртвое, и вот это сходу распознает уже некромантка.
Студень принимает резкие, острые, угловатые очертания; гнёт непристойно трёхпалые руки и обливает пол потоком дымящейся, быстро испаряющейся жидкости. Лёгкие протестуют против любых попыток это вдохнуть. Матовый глаз-тарелка приобретает наконец цвет: из-под обрамляющих его складочек пробивается алое сияние. Обрамленный непристойными отростками рот открывается, обнажая горстку ассиметрично расположенных ртов поменьше. Сотни, а то и тысячи, зубов асинхронно стучат, выдавая ушераздирающе низкую по высоте звука дробь.
Это было заклинание, Мец без труда это поймёт.  
Одним махом потухают в тоннеле сразу все огни. Волна всепоглощающего ужаса накрывает брата и сестру – и почти сразу сходит на нет, оставив после себя только дрожь в коленках и беспорядочную панику в сознании. Эффект длится недостаточно долго для того, чтобы сразу заставить их развернуться, но оставить неизгладимое впечатление успевает.
Вероятно, это что-то вроде послания.
Тварь отводит взгляд, разворачивается и одним ударом выбивает левую створку ворот. Не успевает та упасть, как чёртик из табакерки сначала прыгает под потолок, потом – исчезает в зазоре между падающей створкой и косяком.
И вот выбитая дверь падает наконец наземь, посылая во все стороны грустное эхо. Кэддин стонет, Саргон туповато вертит головой. За воротами – винтовая лестница, по которой можно как спуститься, так и подняться. Последнее, вероятно, особенно удивительно; снаружи ведь над водопадом ничего не возвышалось, так что ведёт пролёт не иначе как сразу на небеса. Монстр туда, наверх, и умчался, о чём свидетельствуют следы всё той же едкой дряни на полу и стенах.
В завершение сверху доносится грохот вкупе с металлическим звоном. На мгновение он заглушает всхлипы Кэддина, который баюкает обрубок руки и с ужасом разглядывает разорванную ногу. Мужчина не жилец.
Саргон находит в себе достаточно самообладания для того, чтобы вынуть опять томик Трэвиса и начать судорожно его листать с конца. Он ищет описание Башни, какой-то план внутренних помещений, чтобы понять, что они сейчас могут сделать; что-то уж ему подсказывает, что сестра не намерена опять выходить на мороз. Но ему потребуется минутка.[av=http://j-p-g.net/if/2019/04/08/0145049001554707602.png]