Храм Зураса

Первое сообщение в теме :


От храма уже остались одни руины. Ранее он был величественен и богат, а сейчас в нем отпадают остатки былой роскоши и величия. Множество мародеров уже побывало здесь, но всегда есть шанс, что еще не все найдено.

Странно, но на этот раз Бушер продолжал сохранять молчание, единственное, что приказ донесшийся из коридора, тащить девчонку, немного изменил его планы. Хотя и заставил задуматься на тему того, что «этот Нико – идиот». В общем-то здоровяк и так собирался вместе с девчонкой бежать наверх и, если бы это мертвяк не мешался наемник бы уже привел девчонку к Присцилле. Но сейчас, все планы в корне поменялись. Раз уж «Лисичке» была нужна живая девочка, то ее следовала немедленно убить. Но от одной этой мысли, наёмники чуть вырвало. Такого не было со времен, когда Бушер впервые взял в руки не кузнечный, а боевой молот. Да в те времена тошнота, головокружения и даже слабость в ногах накатывала довольно часто. Но это было так давно и настолько неожиданно, что в этот раз Бушер непроизвольно присел на одно колено, обернулся на теневую ленту, которая опутала его правую ступню, коротко рыкнул, понимая, что мертвяк действительно не даст ему бегать по подвалу и тянуть время. А потому зажав рукой рот девочки, повернул ее голову набок и чуть вверх, но новый приступ тошноты не дал совершить последние резкое движение, которое бы сломало тонкую шею.
И тихо рыча Бушер второй рукой обнял ее за шею, при этом сдавив достаточно сильно, чтоб та начала медленно задыхаться. Тут самое сложное было не переборщить, девчонка должна была потерять сознания, но не умереть. А заодно подмял ее под себя, так чтобы любые попытки Нико пронзить его копьями, отрубить руки или ноги, проткнуть насквозь и прочие зацепили бы и девчонку. При этом сам наемник напыжился и напрягся, чтобы в случаи если Нико все-таки предпримет попытку освободить девочку, тут же сломать ей шею или второй рукой просто раздавить маленькое тело. При этом распыляться на угрозы наемник не стал, поди Нико не дурак сам поймет, что Бушер не собирается отдавать девочку живой, труп не жалко их тут в перспективе штук пять было. Но вот живой нет. И здоровяк действительно собирался прикончить ребенка, если мертвяк хотя бы слишком резко дернется.

"... В начале не было ничего, лишь Мгла над бездною, и душа мира носилась над водою..."
Вскрик.
Тьма прохудилась; сквозь оставленную чьим-то голосом щель в нее неровным потоком сочится боль.
"... Но Тьма не вечна; и там, где истончалась ткань ее, появлялся Свет, и Свет рос и горел, стремясь оживить все сущее..."
Боль заполняет пространство. То, что ранее не имело очертаний, теперь четкое, острое, края реальности впиваются в скулы, определяя каждый сантиметр его существа. То, что недавно было ничем, становится оглушительным, режуще-ярким, душным, невыносимым.
"... И стал Свет, и стала Жизнь; одно было другим, текло и переливалось, но никогда не исчезало бесследно..."
Хриплый вдох. Воздух жжет растрескавшиеся губы, не принося облегчения. Крик режет слух, и отчего-то слышать его больнее, чем дышать.
"Майри?"
Потускневший взгляд с трудом различает перед собой пол. Ему больно; огня рядом нет, но кажется, словно шею его все еще сжимают калеными тисками. Взгляд цепляется за обломки костей, упирается в две перемазанные смолой фигурки. Дети? Картинка расплывается, паладину приходится снова закрыть глаза, цепляясь за утопающую в навалившейся тошноте реальность.
"Я должен жить. Мне... мне нужно жить, - память возвращается медленно, неохотно, на пару с болью сочится сквозь стену Тьмы. - Я.. Я не закончил... - настигнутое воспоминание подобно вспышке. - ...Нира!"
Слишком резкий вдох. Дреней давится кашлем, мучительно морщит брови - щеки отчего-то тоже жжет, и так странно ему чувствовать эту боль от какого-то иного огня...
"От Света. Это был Свет."
От одной этой мысли ему становится дурно. Так не должно быть! Обрывки сознания ускользают, разлетаются, и дреней снова зажмуривается, упершись предплечьем в пол. Что пошло не так? Выходки того колдуна? А где некромантка? Где немертвая ведьма? Паладин трет глаза дрожащими пальцами.
"Мне нужен мой молот"
Тот у стены. Рядом на земле корчится Нира, руки ее стиснуты черной поганью, наметанный глаз насчитывает больше дюжины переломов - кровавых, открытых, от которых даже ему бы хотелось выть и лезть на стену. Под потемневшими от ожогов скулами сворачиваются тугие узлы. Воздаятель сощуривается, чувствуя, как внутри закипает ярость.
Попытка подняться. Шаой стискивает зубы - при первом же движении от боли темнеет в глазах, и он тяжело опадает на стену. Сквозь пульсирующий багрянец он различает рядом с собой чью-то фигуру, черные одежды, тонкую ухмылку, страшную, неестественно торчащую костлявую руку...
Гнев словно бы упирается в стеклянную стену.
И ничего.
Он знает ее. Он помнит все ее грехи наизусть. Ненависть к ней еще не успела слететь с его губ, ему достаточно лишь одного броска, чтобы стереть ее с лица земли - и бросок этот вдруг стал неподъемным, невозможным, немыслимым. На дне лазурных глаз зарождается чувство, не посещавшее паладина уже очень давно.
Страх.
Не перед Присциллой. Пред собой. Рыцарь Длани мог, не дрогнув, взглянуть в лицо самому Падшему - так гласили легенды; однако то были плоды безупречного владения собой, вышколенного хладнокровия, уверенности в том, что каждый из них пойдет до конца - чего бы это ни стоило. Их было немного, но ни один из них не имел права дать трещину.
И вот теперь он сам был себе врагом. Шаой вспомнил Нагамасу, их с Нирой таинственного тюремщика; сейчас ему было стыдно за свои тогдашние резкие слова. В его нынешнем положении идея броситься на собственный клинок была не такой уж и абсурдной.
Впрочем, тогда бы у Невесты Мертвых просто стало одним женихом больше.
"Завидный жених - и рога при нем, и хвост, и копыта; разве что лицом не вышел"
Нужно было что-то делать. Раз у него не поднималась рука на Присциллу - он мог поднять ее на кого-нибудь другого, помочь Нире, закрыть собой Рене-
"Нет, у Рене сейчас, кажется, проблемы другого характера"
Что-то происходило. Он ощущал жар, поднимающийся откуда-то из глубин коридора, из-за Ниры, сияние, от которого саднило обожженые щеки. Дурманящее чувство снова шевельнулось внутри, побуждая к действию. Но защищать нежить от стены небесного огня? Чем? Собой, как Ниру? Шаой обессиленно рассмеялся. Он был бы рад принять смерть от священного пламени - и это, быть может, было единственным его шансом освободиться от чар некромантки.
- Нира! - хриплый голос его на фоне недавних криков казался призрачным шепотом. - Я... не властен над собой, - голубые глаза неотрывно глядят на Невесту мертвых. Лед их - скованная ненависть. - Убей ее. Чего бы это ни стоило.
У него не было выбора. Ему было тошно, больно, но он должен был подняться, должен был толкнуть колдунью к стене, закрыть собой от надвигающегося потока, словно бы она была для него величайшей ценностью. То, что он минуту назад делал от чистого сердца, сейчас было для него сплошной мукой.
- Я ненавижу тебя всем сердцем, - шепнул дреней на ухо Присцилле, чувствуя исходящий от нее мертвяцкий душок, ощущая на губах сладковатый привкус гнили. - Молись своим костлявым богам, чтобы смерть забрала меня здесь - тогда у меня не будет времени воздать тебе по заслугам перед тем, как утащить за собой в Преисподнюю.

[av=http://s4.postimg.cc/vflwkh43h/NPCpng_7235725_23643019.png]
Вместе со слабостью и тошнотой пришло какое-то странное чувство, тяжесть в животе и ощущение, что он скоро раздуется, что наемник произведет на свет новую жизнь…
Собственно из-за этого чувства проводить параллели со своим прошлым Бушеру стало проблематично, ведь дело было явно в другом.
Девочка поначалу еще сопротивлялась, но когда ее слегка придушили, обмякла, потеряв сознание. А вот Нико не внял угрозам от здоровяка, которые так и не были высказаны вслух, не собираясь просто стоять и бездействовать, резко дернув наемника за ногу на себя, а так как Бушер при этом сжимал ребенка, то проехался именно на его маленьком тельце. Кажется, мертвяку было все равно – выживет девочка или нет.
Маленькая светлая жричка разбушевалась.
Присцилла с легкой змеиной улыбкой на губах наблюдала за тем, как О’Берн призывает свет, забывая об искореженных своих руках. Прилипшая к стене рядом женщина, кажется, говорила сама с собой, а синекожий нелюдь в доспехах уже очухался, чтобы попытаться заслонить ее собой, против воли само собой, проклиная, угрожая – в общем, говоря разные приятные мертвому сердцу слова. Однако Шаоя тут же подвинули в сторону хрупкой на вид девичьей рукой.
- Мне не нужно молиться несуществующим Богам, я сама себе Богиня.
Третья рука ушла глубоко в тело, сделав фигуру вновь человекоподобной, но вместе с тем, Присцилла выставила руки в разные стороны.
И если Нира будила в себе свет, то Присцилла призывала энергию смерти со всего Карлиониса, разваливая мертвого великана, до сего момента, атаковавшего корабль в порту неподалеку.
- Единственная настоящая жрица смерти этого мира! Настолько могущественная, что под страхом великого уничтожения владыки городов заключили с ведьмами перемирие, дабы изжить меня со света!
Погреб, в котором находился Нико, Бушер и девочка – затрясся, будто в землетрясении, а через смолу, которое залепили развороченный проход – начали проникать сотни лентообразных, будто плывущих по воздуху призраков. Они о чем-то говорили, но голосов было так много, что разобрать отдельные слова не получалось.
Души проплыли мимо, направляясь в коридор, где происходило что-то…
В хлынувший от Ниры свет врезались бесцветные тела мертвых душ, коих в Карлионисе было бессчетное число.
- Наводящая ужас настолько сильно, что один из могущественных некромантов совершил практически невозможное – обманул сам мир, заставив возрождать в иномирках великие силы, на случай, если возникнет подобная мне угроза всемирного уничтожения.
Наложившись на свет, шипя, но, не исчезая, потому что их было великое множество, подкрепленное магией, души не пускали свечение дальше, однако Присцилла не собиралась просто стоять и ждать. Вместо этого она двинулась вперед, проходя через барьер света и тьмы, чтобы спустя пару шагов оказаться рядом с О’Берн.
Удивительно, но почему-то на этот раз свет не сжигал, никак не вредил Невесте мертвых.
- Думаешь, ты, жалкий сосуд света сможешь тягаться со мной в одиночку? – надменно поинтересовалась Присцилла, протягивая руку, чтобы крепко прихватить Ниру за волосы, приподнимая ту и щелкая пальцами, демонстрируя, как позади на залитом светом пространстве начинает восстанавливаться несмотря ни на что рыжая ведьма, от которой оставался слабо тлеющий скелет.
Душ становилось все больше и больше, они напирали, давили свечение и… двигали его назад, отвоевывая все больше и больше участков коридора.
- Хочешь пробовать противостоять мне? – ухмыльнулась Присцилла, - Объединись с остальными жрицами.
И крутанувшись на месте, Ниру отправили в полет, прямо по коридору. Она пронеслась через свой же свет, окунулась в тонкий запах тлена, тянущего от призраков, заполонивших коридор; пролетела мимо Шаоя, которому невидимая сила помешала встать на пути или там… поймать рыжую. Но до стены, где валялась дубина Рене, Нира не долетела, падая где-то в конце коридора, вываливаясь на пол рядом с троном.
Свет медленно гас. На глаза Рене сформировавшееся практически из ничего тело рыжей ведьмы, которое еще и одели, соткав из магии красивое платье – дернулось, в глазах зажегся огонек. Мертвячка осмотрелась, вопрошая тихо:
- Что я пропустила?
- Ничего интересного, - ответила Присцилла, ловя магией разбросанные камни и направляясь в сторону кабинета, да подгоняя ведьмака, - Нико, ребенок.
Почему-то Невеста мертвых не спешила приумножать свою армию мертвецов. Ниру она не убила, Шаоя – тоже, на Рене – не обратила внимания, проходя мимо. Про Бушера вообще забыла.

Подобно одному небезызвестному барону, вытянувшему себя за космы из болота, магичка успела в полёте прихватить саму себя магической рукой, и лишь благодаря тому не грохнулась всей тушкой на переломанные руки, а вполне цивильно приземлилась. На спину.
Наверное, ей следовало сейчас окаменеть от страха – видят мёртвые, у нее было на это право.
Она пыталась остановить мертвячку неискалеченными бесплотными дланями – но кости стройного умертвия будто налились свинцом, и магия не сдвинула её ни на волос. Она призывала больше Света, латая дыры в его истончавшемся полотне, точно искусная прядильщица – но это было бессмысленно. Некромантка прошла сквозь барьер, не поведя бровью. Зачем же она угрожала, шантажировала, заставляла убрать его по своей воле, если он не был преградой? Почему Свет остановил невесту мертвых на болоте, но не сейчас?
Нира не знала. Всё, что она успела – подменить камни, за которыми охотились рыжие. Настоящие были зажаты в телекинетической руке; около скелета же валялись осколки стекла и обломков разрушенной стены, обрамлённые пеленой иллюзии.
Подогнув ноги и напрягая пресс, чародейка с трудом поднялась. Щеки были мокрыми от слёз, но вряд ли это было заметно, вряд ли это было важно. Густой свет, который источала вся её хрупкая фигура, инфернально-ярко освещая пыльный погреб, жрица направила и внутрь – чтобы начал сращивать раздробленные кости. Боль в руках всё ещё была невероятной, сводящей с ума. Нире показалось, что её сейчас вывернет. Ее действительно слегка тошнило. Едкая, отдающая вином щекотка, которую она сумела затолкать обратно в глотку, перегнувшись вперед. Это скоро пройдёт. Нужно держаться. Показывать свою боль – значит напрашиваться на новую. Этому ее здесь научили. Научили как следует.
Нира подняла взгляд на самодовольную Присциллу, и жестко выпрямилась, откинув плечи назад, вытянув длинную тонкую шею и гордо задрав острый подбородок. Внезапно она показалась на полголовы выше, чем была.
— Знаешь, что общего у всех невест, моя дорогая? День их бурного, тщеславного торжества всегда заканчивается одинаково. В конце концов их, надменных, всех поимеют – бурно, толпе на потеху, - ведьма ухмыльнулась, и в крайне похабном жесте толкнулась языком в свою щеку, - Но коль у тебя свербит, чтоб на это поглазели и те пятеро дурёх, я твой фетиш не премяну удовлетворить!
Светлоокая сплюнула себе под ноги, мельком пожалев, что не успела стащить сапоги с трупа эльфа. Нира пыталась снова придать сил завесе из света, разжечь её ярче, оттолкнуть мёртвых обратно – но преграда лишь гасла, сколько ни пыжься. А гнев и уязвлённая гордость кричали, что она должна отыграться! Дать этой суке на орехи! Показать ей!!!
Но они уже всё друг другу показали. В трущобах Сарната воровка усвоила привычку при встрече с человеком заранее думать о том, как можно его уложить. В данном случае следовало просто иметь невесту мёртвых на своей стороне – или бежать от неё, бежать со всех ног. Присцилла сильнее. Нира в отчаянии смотрела, как легко возрождалась из праха третья рыжая ведьма. Прямо посреди того самого света, который недавно её сжег. Нет никаких сомнений – некромантка сегодня получит желаемое, а вдова может лишь тянуть время и смотреть на это, кипя от бессильного гнева.
Но, по крайней мере, её ведь пообещали не убивать, верно? Она может хотя бы узнать, что задумала мертвячка, и…
Вся эта затея внезапно показалась ей ловушкой. Однако здесь все казалось ловушкой – и это даже хорошо, сказала она себе. Именно в тот момент, когда ты решишь, что ты в безопасности, ты сделаешь свою роковую ошибку.
С чего бы вдруг Присцилле её щадить? Всего несколько часов назад, на болоте, невеста мёртвых разрубала её надвое едва завидев, без лишних разговоров. Оскверняла её Свет. А тут, гляди – убить не пытается, иллюминацию просит по доброй воле убрать, почти вежливо – всего-то пару косточек ломает, ерунда ж сущая. Зачем? Нира для чего-то нужна ей живой? Её свита отчего-то пыталась удержать её тут до прихода хозяйки. Явно не для того, чтоб Нира тут просто помешалась да поразвлекала их. Что коварного уготовала ей Присцилла? Что ей может быть выгоднее, чем мгновенная смерть противницы? Неужели она хотела как-то использовать её? Нира зажмурилась.
Может, правильнее было бы оставаться тут до последнего. Задерживать некромантку так долго, как получится. Бросаться ей в ноги, прятать в мусоре ключ-камни, лишь бы выиграть пару минут, чтобы…
Чтобы что? Умереть героической идиотиной?
«Высокие идеалы и реальность – как вода и масло. Они плохо смешиваются»
Разве она имела право так бессмысленно рисковать своей жизнью, слепо надеясь на милость врага? Чем это лучше того раза, когда О’Берн вспорола себе глотку ножом? Чем это лучше, чем если бы она продолжала безвольно висеть, приклеенная к стене, ожидая конца? Такое же самоубийство. Нира знала: однажды она самолично прикончит мерзавку. Она это видела. Но будет это не здесь и не сейчас.
Чародейка обернулась и незримой рукой вставила самоцветные камни в трон – но иллюзия скрыла начавшееся движение. Свет же, совсем не иллюзорный, окутал на этот раз Нико – если уже не сожжет, то, может, хотя бы ненадолго задержит? Ну, уж наверняка разрежет ленты, которым он схватил бородача.
Жаль было своих незадачливых спутников. Жаль Рене, которая ещё недавно была к ней так добра. Ей правда хотелось отплатить добром – но осталась ли в той черепушке прежняя Эскорца? Жрица не в силах ей помочь – она могла срастить сломанные кости, но не могла по-настоящему излечить надломленный разум. Может, бешеную псицу получилось бы какое-то время удачно держать на коротком поводке принуждения, но она вцепится чародейке в горло в тот же миг, как рыжая ослабит хватку.
Оставлять Шаоя ещё труднее. Каким образом невеста мёртвых взяла его под свой контроль? Неужели дреней правда умер, спасая её? Ведьма готова была принять его любым, хоть живым трупом. Но ведь контроль некромантки над нежитью простирался гораздо дальше пределов одного подвала. Если её воля окажется сильнее, чем приказ менталистки, и если Присцилла прикажет паладину пойти против ведьмы… Ей придётся сжечь его. От одной мысли дурно. Нет, торговка не хочет подвергать друга такой опасности. Ему безопаснее быть вдали от неё, как бы горько ни было это признавать. Он из-за неё уже достаточно настрадался; пусть ведьма хоть не станет его лишний раз изводить, чтобы Нире досадить. И лишь ненадолго перед лазурным взором мелькнула иллюзорная записка: "Прости. Я иду в Инь-Янь"
Что же до Бушера… Непредсказуемый, хитрый, жестокий громила? Вполне способный раскроить ей голову просто за то, что она тоже магичит? Привычная для воровки компания. Всяко лучше, чем блуждать одной, с переломанными руками.
- Бушер, оставь это, - негромко приказала ведьма – и в голосе снова звучало что-то такое ясное, такое повелительное. Приказ, которому верзила не смог бы воспротивиться. – Следуй за мной. Не шуми. Ничего не бери. 
Даже если они своруют камни и сбегут с ними, сколько времени понадобится Присцилле, чтобы снести трон? Сколько времени займет отправить бесчисленный поток покорных душ искать их? И сколько этой высокомерной жалости у некромантки останется, когда она их настигнет?
Вряд ли эти пять минут того стоят. С "девчонкой", если эти располовиненные останки были ею, та же история.
Схватив одной бесплотной рукой выроненный в коридоре фолиант, другой – валявшийся рядом факел Рене, магичка сотворила ещё один мыслеобраз: в дверном проёме нарисовалась как бы иллюзорная картина, занавеска - на этом иллюзорном холсте для находящихся в коридоре и трон, и Нира, и Бушер оставались бы на своих местах (но не выглядели замороженными статуями); но если бы кто-то подошел и перешагнул через эту "плоскость", то увидел бы реальность. Там жрица без прощаний скрылась в открывшемся темном узком ходе. Это было страшно и тяжело, но Нира была твёрдо уверена, что поступает верно. Она пойдёт туда, где сможет больше, чем изображать сердитого жертвенного ягнёнка.
После Карлиониса некромантка наверняка возьмётся за близлежащий Инь Янь – может, если успеть добраться туда раньше, то получится встретить её достойнее? Понять, как разжечь Свет сильнее, чтобы он вновь вредил нежити? Может, город и жителей успеют хоть как-то подготовить, эвакуировать? Послать весть другим золотым драконам? Разыскать других жриц? Магичка не знала, как ведутся войны – не выпадали на её век. Но проигранная битва не означает проигранной войны, так ведь пишут?

Мир поплыл, заиграл доселе незнакомыми Рене красками. В кои-то веки ей удалось выстроить чёткое понимание происходящего. Чуть было не расплавившийся мозг прошерстил все недавние воспоминания – все загадки, все странности, всё, что её ещё недавно так сильно беспокоило.
Другой мир? Само собой, других миров нет. Мир есть лишь один - тот, что создали её сёстры. Но Лавинии, такой, какой она её знает, ещё не существует. Она просто очень много времени провела в каком-то сладком забвении, думая, что Багровой Церкви удалось крепко сжать стальные пальцы на горле мирового зла. Сон, конечно, тоже наслала Седьмая, зная, что только Каерлан может её остановить.
Но она проснулась. Один – ноль в пользу красных.
Метеоритная сталь, «переставшая» вдруг отменять магию? Просто ложь. Благословенный металл не является оружием против тьмы, никогда не являлся – просто Седьмая хотела, чтобы она, Рене-Каерлан, в это верила. А потом это оружие отняла. А с факелом она трюк просто повторила. Сама дала оружие, сама отобрала. Хитро. Гадко. Но вечно повторять эту гнусную шутку у неё не получится.
Исчезновение Сау, кстати, событие похожего толка. На самом деле то, была, конечно, одна из добрых сестёр, пытавшаяся прийти ей на помощь. Может, Цератея.
Все эти случайные склоки и дрязги, в которые Рене раз за разом каким-то образом попадает? Попытки со сторон случайных людей и нелюдей заручиться её помощью? Дым, дым и зеркала, средство для отвода глаз; это просто игры Седьмой, её способ развлекаться за счёт смертных. «А как только я начала ворочаться во сне, так она сразу попыталась меня убедить, что и я просто одна из этих самых смертных. Просто ещё одна пешка в её гладиаторских боях. Ещё одна жертва её сумасшествия. Но она просчиталась. Я вспомнила, кто я, и теперь никогда уже не забуду».
Знание – сила. Два – ноль в пользу красных.
«Почему я слаба? Почему я не могу сровнять всё вокруг с землёй в одночасье?» - задумалась Рене. Ответ, скорее всего, лежал в том, что она была среди смертных. Каким-то образом её противнице удалось её временно низвести с небес. Это очередной обман, и пока что непонятно, с какой стороны к нему подступиться, но есть ведь несколько простых истин: Каерлан – богиня. А значит, не может погибнуть. Ей никто не в силах причинить реальный вред, кроме самой Седьмой.  
Но не стоит спешить. Быть может, выстроенное её мерзкой родственницей королевство кривых зеркал – что твоя луковица: быть может, под этим слоем лжи вскроется ещё один, а под тем – ещё. Седьмая труслива. Она будет вечно водить Очистительницу за нос, не будучи способной потягаться с ней в равном бою. А значит, стоит её выманить. Разозлить.
«Мы можем встретиться либо на уровне смертных, либо как богини – в первом случае ей придётся поступиться собственным могуществом, во втором – вознести обратно меня. Но рано или поздно мы встретимся. Если она никогда не отважится на этот бой, то я до неё просто докопаюсь сама. А что такое, в самом деле, время, для нас, бессмертных? Посмотрим, насколько весело тебе будет играть смертными теперь, когда ты знаешь, что я всё знаю – и что я иду по твоему следу».
Теперь Инквизитор наблюдает сквозь жёлтую стеклосталь маски, как Присцилла приближается к ней. Она игнорирует восстание приспешницы некромантки из мёртвых.
- Речь паршивая, - с фальшивым разочарованием проговорила Рене. – Достойная лишь жирной, одуревшей от запаха свернувшейся крови мухи. Если ты – центральная антагонистка этой пьесы, то сестра моя явно не умеет выбирать талант. Нира и Бушер справляются куда лучше.
Она покачала головой.
- Но ты ведь этого не понимаешь, верно? Ты воображаешь себя большой и страшной, даже не подозревая, что являешься просто глупой куклой. Тебя не сочли достаточно интересной даже для того, чтобы привязать к тебе ниточки. Как жалко!
Тон Рене вмиг изменился на не в пример более суровый.
- Отлепи меня от стены, смертная. И не смей противоречить мне. Ты, конечно, не в состоянии понять, насколько важный выбор тебе предстоит сделать, но ты ещё можешь заслужить прощение. После конца времён я вспомню, кто из смертных оказал мне помощь. Быть может, твоим потомкам предстоит заселить руины этого мира, пока еретики Седьмой и их дети будут гореть в пламени тысяч костров. 

Резкий рывок и вот уже земля ушла из-под ног, и здоровяк по привычке уже приготовился к столкновению своей морды с полом, но вместо этого почувствовал лишь мягкий тычок, словно упал на старый бугристый и скомканный матрас. Потом его куда-то поволокли, возможно наемник и смог бы сориентироваться и успеть перевернуться на спину, чтоб девочка не была мягкой и податливой прокладкой между ним и полом. Но как назло именно в этот момент к нему пришло дикое осознание, что тошнота вызвана не видом нежити, не зрелищем разрубленного на куски парня и даже не перспективой сворачивания шеи девчонки.
«Нет, это просто не возможно, во мне не может быть новой жизни, на такое не способна никакая не темная, не дикая магия, это же просто противоречит всем законом природы, но черт возьми, она там! Она во мне!» Осознание наличия внутри себя какой-то новой жизни, очень хорошо подтверждал и желудок Бушера, который пытался извергнуть из себя остатки той дряни, которую наемник ел последний раз, требуя какой-то более здоровой пищи, которая может наполнить силой новое совсем маленькое тело.
«Как!? Что за дьявольская магия? Кто это сделал? Душа парня улетела куда-то в коридор, не может же она так быстро возродиться, и уж тем более она не может возродиться во мне! Во имя зеленого дракона жизни, что черт побери происходит?»
Наверняка проорал бы Бушер свой последний вопрос, если бы к горлу в очередной раз не подступил признак тошноты, от чего пришлось захлопнуть рот, чтоб сдержать рвотный порыв. Наемника уже мало интересовала девочка, Нико, все эти рыжие ведьмы. Все это в один момент ушло на второй план, а сам здоровяк тупо лежал мордой вниз глядя в пол и сжимая в руках то, что осталось от девочки, хотя ему было уже плевать, что с ней будет и живо ли она, даже свет, вдруг вспыхнувший в подвале остался не замеченным.
Единственной реакцией Бушера была мысль: «Брось это все! Следуй за мной.»
И наемник в каком-то совершенно тупом почти скотском бессилии, как тупой баран, хотя сейчас наверно куда точнее было бы сказать – овца, просто выполнил приказ, который толи услышал, то он просто возник в его голове.
Поднялся и не разбирая дороги отправился следом за тем, кто отдал ему этот приказ. Глухое марево перед глазами и слабость буквально лишали возможности отражать действительность, какая-то бесформенная куча под ним, когда он поднимался, свет внутри которого была какая-то фигура, все это было лишь смазанными образами в тумане, единственным маяком была фигура того, кто отдал приказ следовать за ней, эта щуплая фигурка в результате и стала тем направлением в котором двигался здоровяк, стараясь не отставать и лишь через некоторое время, когда осознание произошедшего начало пытаться встроиться в общий мыслительный процесс наемника и с трудом упаковывать в одну из данностей с которой нужно было смериться Бушер наконец тихо произнёс.
- Проклятье. У меня либо особо тяжелая форма взрывного запора или у меня скоро будет мальчик, которого я назову Анаулинус.

Но Свет не даровал ему благословенной смерти. Не позволил обратиться пеплом, подобно мученице Аскаре, что вместе с семьюдесятью воинами пожертвовала собой, сдерживая демоническую орду. Пылающее сияние остановилось всего в нескольких дюймах, замерло, поднялось шипящей коброй, словно бы говоря: рано, рано! Путь твой еще не окончен, рыцарь; долг твой еще не выполнен.
Тяжело оперевшись на стену, он беспомощно наблюдал, как Невеста тянет изниоткуда несметное количество душ. Мертвые - те, чей покой был священен, к чьей силе даже аукенаи* прибегали лишь в самом крайнем случае - в ее руках превращались не более, чем в расходный материал. Материал, что безжалостно сминали во славу порочной ведьмовской прихоти.
"Я найду способ тебя низвергнуть, о Присцилла, - воздаятель сжал ладонь, унимая поднимающуюся с болью ненависть. - И ни одно из твоих злодеяний не останется безнаказанным"
Лицо горело, к горлу подстумал комок, мир плыл и качался, словно палуба в непогожий день, а соленый гнев успел дюжину раз накрыть его с головой. Лишь сейчас Шаой поймал себя на том, как страсно жаждет некромантке смерти. Если бы не колдовская шлейка, он бы вполне мог попытаться придушить ведьму голыми руками.
"Так не пойдет"
Сейчас он был слаб. Присцилла же могущественна, и вряд ли ее можно было убить так просто: некроманты всегда держали свою смерть в узде, хранили среди величайших драгоценностей, и мало кому было известно, какой из сундуков таит заветную иглу. На что же была похожа смерть Присциллы? Шаой поднял взгляд на Ниру. Судьба сразу свела их вместе - их, воздаятеля Длани и менталистку с глазами цвета морской бездны, потерявшего дом защитника и одаренную Светом обманщицу. Он денно и нощно молился, чтобы Свет направлял его шаги - и вот он здесь, познавший Зло во всей его порочности, обремененный долгом чести перед избранницей небес. Путь его лежал как на ладони. Так сможет ли хрупкая девушка со сломанными руками и несломленным духом стать той, что принесет миру избавление?
Он верил, что сможет. Даже если силы Невесты Мертвых так велики, как та говорит. Даже если ей служит несметное полчище смазливых колдунов и арканоядных ведьм, даже если мертвецы всего этого мира восстанут против них - он найдет способ защитить О'Берн, найдет тех, кто действительно чист сердцем и тех, кто знает, как загнать мертвецов обратно в могилы.
"В этом мире нет богов, - вспомнились ему слова кого-то из местных. - Но есть Свет. Есть, вопреки всему! Пускай его мало, пускай силы зла кишат и кичатся своим могуществом - это не имеет значения. Моему народу, всего какой-то горстке беженцев великого Аргуса было предначертано быть среди тех, кто низвергнет бесчисленную армию демонов - и я знаю, что так и будет. Даже тусклый свет может рассеять тьму"
Пусть тело его не повиновалось ему, разум туманился болью и чарами, но дух его полнился веры, а сердце горело, преисполненное решимости. Он будет сражаться. Он найдет выход.
"Нужно только выжить"
Паладин дернулся вперед, стоило Присцилле ухватить Светлоокую за спутанные космы. Глухо рыкнул, снова чувствуя, как упирается в неосязаемую стену, как падает на колени, едва успев выставить вперед руку. Это было не просто препятствие - ему отчетливо не хотелось бросаться за О'Берн, будто бы в нем жила еще одна воля - помимо его собственной. Разумом он понимал, что подобные желания столь же абсурдны, как горящий снег или одаренный светом черт - но что до того было неслушающимся ногам?
"Смогу ли я воспротивиться этим приказам, когда придет срок?" - медленно поднявшись, он поискал глазами Ниру. Жива.
"Прости. Я иду в Инь-Янь"
Он вздрогнул, едва удержавшись, чтобы не ухватить иллюзорный листок. Куда ты, глупышка? Как ты соираешься выбираться отсюда, одна, израненная, истекающая кровью? И, что самое главное, что надеешься найти в том странном, напоенном противоречиями месте?
Дреней потирает пальцами висок, шипит, задев обожженую кожу. Жесткий голос Рене отрывает его от раздумий, он оборачивается, глядя на перемазанную смолой женщину в маске. То, что Шаой сперва принимает за провокацию (вот он, звездный час инквизиторской хитрости!), минутой позже заставляет дренейские брови изгибаться в полнейшем недоумении.
"Она... блефует? - паладин угрюмо качает головой. - Нет... Не похоже. По-моему, я просто чего-то не понимаю в этих... людях"
Нужно было прийти в себя. Дреней делает глубокий вдох, мысленно нащупывает под сердцем мягкое золотистое сияние. Выдох. Искра вздрагивает, разгорается, как бережно разводимый костер. Молитва была сейчас похожа на испытание огнем - он призывал на свои раны чудотворный пламень, что жег его лишь пару минут назад. Боялся ли он, что Свет ему не ответит? Что обожжет, не признав в нем своего служителя? Да. Но разве мог он не попытаться?

___________________________________________
* Аукенаи - в дренейской культуре - жрецы мертвых, заботящиеся о покое усопших. Владеют своеобразной формой некромантии, способны вселять души павших героев в големов-защитников, чтобы те смогли отдать народу последний долг даже после смерти. Их главная святыня - Аукиндон, невероятной красоты и масштабов некрополь.

[av=http://s4.postimg.cc/vflwkh43h/NPCpng_7235725_23643019.png]
На слова Ниры – Присцилла ничего не ответила, лишь улыбнулась уголком губ, рассматривая в кабинете ледяную фигуру, да протягивая руку, чтобы погладить ее пальцами. Абрафо слишком долго находился во льду. Никто не догадался попытаться его разморозить или просто расколоть магический лед. Неизвестно от чего в первую очередь он умер – от обморожения или удушья, но то, что во льду слабо выл уже мертвец – Невеста мертвых ощущала очень хорошо.
В подвале сейчас взвыл Нико, метнувшись в самый дальний темный угол, надеясь избежать света Ниры, конечно же, отпуская Бушера. И как бы О’Берн не пыталась скрыть сей факт иллюзией – не почувствовать, что мертвеца обожгло – Присцилла просто не могла, однако не даже пальцем не пошевелила, чтобы настигнуть Ясноокую мученицу, вновь показав той, где раки зимуют.
Двинувшийся за Нирой Бушер уже не видел, как из тела девочки вырывается светлый шар. Не додушил, но раздавил во время падения от нападения ведьмака, не сделав никаких попыток, чтобы откатиться в сторону. Да, здоровяку сейчас было не до спасений маленьких девочек, но все равно… Светящийся шар медленно поплыл в сторону коридора.
Рене распиналась, но ее слушали разве что восставшая из праха ведьма, да Шаой. И то, будто что-то почувствовав, ведьма хотела было ринуться в подвал, но была остановлена Присциллой.
- Оставь это, - произнесла Невеста мертвых, почти любовно осматривая стену с письменами и выемками для камней. Она отвлеклась лишь два раза. Первый, когда переел Шаоем возник иллюзорный свиток.
«Ах, глупая крошка… С таким же успехом ты могла прокричать на весь подвал, куда направляешься. Ты ведь знаешь, что он находится под моей властью. Глупая крошка…» - но ничего из этого не было сказано вслух, ибо Присцилла ощутила появление души, что сейчас проплывала мимо дренея.
Легкий пас рукой и вот уже светящийся шар рванулся в сторону прилипшей к стене Эскорцы, врезаясь в нее, проникая в нее. Заставляя стать такой же послушной в отношении своей новой хозяйки, как и Шаоя, отчаянно пытавшегося призвать свой же свет, который увы, ему не отвечал.
Только после этого смола, держащая Рене пришла в негодность и отвалилась, освободив инквизитора, чувствовавшего себя несколько иначе, чем мгновение назад.

Проход был узковатым, особенно для Бушера, которого заставляли следовать за собой. Зато тут не было монстров, мертвецов и канализацией тоже не пахло. За Нирой никто не последовал, хотя под троном и продолжала зиять дыра, явно намекая куда делись двое из компании самоубийц.
Через метров десять парочка могла встретиться с первым препятствием на пути к своему освобождению – потайной лаз давно не использовали и коридор зарос паутиной. Прямо целые занавески из липкой старой паутины мешали пройти, впрочем, не настолько сильно причиняя дискомфорт, чтобы возвращаться обратно.
Вскоре прорвавшись через паутину, а в то время Бушеру уже начало казаться, будто бы у него стремительно увеличивается живот (для новой жизни да-да) а тошнота, то и дело подкатывающая к горлу мешала дышать и говорить, парочка подошла к тупику. В коридоре было темно, хоть глаз выколи, но от свечения, которым Нира лечила свои руки можно было увидеть, что внизу стены нет. То есть, чтобы покинуть это место им нужно - было проползти под обманчивым тупиком каменной стены.

- Я, конечно, помню о пророчестве, - раздался скрипучий голос и через вуаль иллюзии прошел обожженный страшный Нико, чье лицо и правая часть тела были сплошь покрыты гниющими язвами, - Но почему бы просто не раздавить эту тварь, раз у нас была такая возможность?
Костяными пальцами ведьмак сжимал настоящие камни, которые достал из трона, сейчас медленно покачиваясь, шагал в сторону кабинета, проходя мимо Шаоя.
- Всему свое время, - донесся из кабинета довольный тихий голос Присциллы, - А сейчас пришло время открыть дверь! Священные жертвы, подойдите ко мне!
И не успели присутствующие задаться вопросом о том, кто бы это мог быть? Как у Шаоя и Рене появилась твердая уверенность в том, что речь идет как раз о них. Ноги сами против воли пришли в движение, чтобы перенести своих владельцев поближе к Невесте мертвых, которая сейчас мечтательно вздыхала и будто ласковая кошка прижималась к стене, исписанной кровью.


Нира и Бушер в Дольмен.

__________________
Очередность:
Компания №1 - Нира, Бушер.
Компания №2 - Рене, Шаой.

Наверное, Ниру сегодня слишком часто были головой об стены. И Бушера тоже. Потому как понять посыл его странного вброса ведьма ну никак не смогла. Не до чужого стула ей было! Что за огромный паук вил здесь свои сети? И кого он рассчитывал в них поймать, коль даже гнус здесь не водился? Заблудших путников?
Что ж, сегодня членистоногим надеждам не суждено было осуществиться. В ход пошла украденная булава: изящным артефактом, к которому инквизиторша относилась со священным трепетом, сейчас разрывали паутину и наматывали ее клочки на когтистое навершие, превращая в уродливое подобие ушной палочки для титанов.  
«Как легко ты через них всех переступила»
Нира не хотела об этом думать. Замолкший фолиант чуть потрясли призрачной рукой:
- Книга? Ты в порядке? Я… Мы вышли в тайный ход. Ты ведь знаешь дорогу?
Впрочем, надобность в ответе очень скоро пропала – ведьма едва не впечаталась носом в очередную стену.
«Гхыр!»
Неужели опять тайный ход? Что им, жать на все камушки по очереди, надеясь на удачу? Или сейчас обнаружится, что и здесь нужен ключ, и жрице промокшим котёнком придется шкрябаться под троном и проситься пустить её обратно в подвал? Хмурясь, рыжая сделала шаг назад, осматривая тупик, пока наконец не заметила низенький лаз. Ещё лучше!
- Здесь, внизу, есть лаз. У меня сломаны обе руки, я не могу ползти, - Нира подивилась, насколько же серо и обыденно это прозвучало. Она отодвинулась и вжалась в боковую стену, пропуская Бушера, – Джентльмены вперёд! Мне… нужно подумать.
«Такая змеюка, и ползать не может?»
Не хотелось магичке там застрять, если и этот ход закончится тупиком. Да и давать мужлану пялиться себе под рубаку, пока она будет там пыжиться да корячиться, О’Берн желание не горела. Устало вздохнув, прижалась лбом к холодному камню. Её бесплотные руки уже заняты, да и не присоединены к телу в прямом смысле – вряд ли получится себя за шкирку протащить. Лечь на бок и покатиться в стиле упавшей сардельки тоже не выйдет: места мало. Жрица смотрела на свои светящиеся изломанные конечности, повисшие безвольными плетьми, ужасаясь мысли, что ей придётся сидеть здесь, пока они не зарастут.
Ответ пришёл неожиданно. И сновавспыхнул краской на щеках. Не подсмотри она хитрость у Катсуро, и не догадалась бы творить себе конечности из магии – а теперь, гляди, они ей шкуру спасают! Вдова глупо улыбнулась. С начала всего этого кошмара она почти не думала о нем. Голод, холод, переломанные кости и постоянная угроза смерти могут значительно притупить вкус к романтическим приключениям. Но теперь воспоминание о чужих теплых объятиях вновь появилось перед ней с болезненной остротой, и она почувствовала слабость от нахлынувшего на нее дурацкого облегчения. Она идёт домой!
Нира легла на спину, согнув ноги в коленях, и с болезненным стоном сложила переломанные руки на груди. Бесплотные длани держали захваченное барахло чуть сверху, а из боков потянулись странные сгустки сияния, изогнувшись и обернувшись в… очередную пару рук. Оттолкнувшись ногами, так она и поползла светящейся каракатицей – может, подобная хтоническому шестирукому божеству: а может, подобная восьмилапому жуку-павуку. Кто знает.
Дольмен

Бушер подошел поближе к Нире подпер стену плечом, внимательно посмотрел в сторону лаза и скривился, и тихо пробурчал.
- Я тоже не уверен, что смогу пролезть, узковато тут. Да и это.
Тут здоровяк немного замялся и отвел глаза в сторону, видимо хотел что-то добавить, но вместо этого только резко развернулся и отошел на пару шагов назад согнулся пополам, потом опустился на колени и прорычал.
- Чего-то мне не хорошо, ты пока там думай, а я блевану.
После чего сунул два пальца в рот, пытаясь вызвать рвоту чтоб хоть немного отпустило. Но так как фактически Бушер ел даже уже не помнил когда, единственное что получилось выдавить под громкие рыгающие звуки – это немного желчи. Пару раз медленно втянул воздух носом, потом выдохнул ртом, задрал голову к верху и еще пару раз вздохнул.
«Так ладно, остановились, передохнули, блеванули, теперь соображаем, за нами никто не гонится, я беременный, хотя физически это невозможно, но у меня будет мальчик, а единственная кто хоть как-то может помочь – это маленькая девчонка с двумя сломанными руками». Тут наемник опустил голову еще немного пошевелил мозгами, еще пару раз вздохнул и начал подниматься на ноги.
«Меня шатает, чую что могу грохнуться в обморок в любой момент и у меня растет живот, в связи с чем я могу в этой дыре просто застрять. Что за бред?»
Наемник потер виски понимая, что видимо сходит с ума, медленно, но очень уверенно, слишком уж хорошо уживались в голове мысль о том, что он просто физически не может быть беременным и что у него будет мальчик.
«Проклятье! Да! Точно! Проклятье, видимо это очередное проклятье, как раз я прирезал мальчишку, после этого началась тошнота, и у меня будет мальчик. А х ты ж едренный кусок человечены. Ты же ему сам пообещал что воскресишь! Тупой ты наемник, Бушер! Вот теперь рожай! Да еще и этот тоннель, чтоб его, а если я там застряну? Тогда, если я полезу первой у нее не останется вариантов, кроме как вытаскивать меня оттуда».
Тут наемник пожал плечами и протиснувшись мимо Ниры присел возле лаза, потом лег, засунул внутрь голову, осмотрелся на сколько мог, и перед тем как запихивать внутрь свое увеличивающееся пузико, убедился, что оно пролазит.
После чего оставалось только облегченно выдохнуть и на ощупь ползти вперед, потому как в отличии от Ниры у него руки не светились. Но в то же самое время оглядываться назад то же не сильно получалось, и это было хорошо! Потому как если Бушер увидел какая дрянь ползет следом за ним, обделался бы так, что канализация показалась ползущей следом девушке клеверной поляной.
Правда неожиданная беременность видимо все-таки сказалась и услышав за спиной шуршание Ниры Бушера все-таки что-то кольнула в бок, от чего резко захотелось поговорить и поделиться радостью.
- Слушай там в подвале, был какой-то мальчуган и девчонка. Я решил, что их рыжая таскает с собой чтоб использовать для каких-нибудь ритуалов и очень уж мне захотелось ей как-нибудь подгадить, ну и в общем я пацаненку горло вскрыл. А потом.
Тут здоровяк остановился, выждал паузу и буркнул.
- Ты только громко не смейся, - и пополз дальше.
- В общем меня начало тошнить, голова кружиться постоянно, слабость в ногах и вроде как живот расти начал. Нет я знаю, что это невозможно, но кажись я скоро стану мамой, а за неимением более подходящего варианта ты станешь папой. Видимо какое-то очередное проклятье или не знаю, что это. И да, есть маленькая вероятность, что меня сейчас опять стошнит или я просто вырублюсь. И если это случится, то виновата во всем та рыжая дрянь, а я совершенно не виноват. И это. Ты как? Роды принимать умеешь? Или может сама рожала, хотя нет. Ты точно нет, ты же у нас будущий папа.
И продолжая поочередно перебирать руками и ногами последние несколько фраз Бушер уже говорил, совершенно не задумываясь над их смыслом, ему просто хотелось поболтать о чем-нибудь, чтобы не думать, о том, что он беременный!
Дольмен

Ей не ответили. Мимолетный приступ ярости быстро сошёл на нет. Мелкие сошки-приспешники величайшего из зол не стоят её эмоций.
- Как знаешь, - бесстрастно молвила Рене Эскорца, проводив «невесту мёртвых» взглядом в кабинет. Вскоре после этого внимание её привлекла плывущая к ней по коридору светящаяся сфера. Инквизитор припомнила, что не в первый раз уже глазам её представало подобное зрелище. Удобная, на самом деле, была бы штука, не будь она магической. Она представила себе в центре шара большущего ручного светляка и улыбнулась.
Но светляка там не оказалось – шар врезался ей в грудь, ничего после себя не оставив, помимо растущей в горле и желудке тошноты. Она не понимала пока, что именно с ней только что сделали, но осознавала, что это имеет отношение к её сознанию – опять в голову кто-то запустил склизкие, цепкие щупальца. Ещё недавно у женщины начался бы приступ паники, но сейчас со страхом удалось совпадать: в ней воплощена великая Каерлан. Когда в дворец богини врывается обнаглевший грабитель, то это не она с ним заперта в одном помещении, а он с ней. Вот и тут так же. Кто бы там ни был на другом конце щупальца (Присцилла, кто же ещё, Присцилла!), это им стоит сожалеть о своём решении. Они не понимают, с кем связываются.
Отвалившись от стены, Рене мигом восстановила баланс и выпрямилась, после чего брезгливо стряхнула с одежды остатки засохшей смолы. Интересно, что стало с Нирой и Бушером? У неё возникло предчувствие, что она с ними непременно ещё удивится. Ах, когда она припрёт Седьмую к стенке, та наверняка попытается загородиться всеми своими несчастными питомцами, подобно швыряющемуся игрушками и бьющемся в истерике ребёнку.
Женщина послушно проследовала в кабинет, не обращая на Шаоя никакого внимания; лепродемоном она его больше не считала. Интересно, кому её принесут в жертву? Ах, да всё той же дорогой сестре.
- Какая смешная шутка, ха-ха, - выдала Рене, приближаясь к Присцилле. – Боюсь, так просто она от меня избавиться не сможет. Принеси лучше жертву Каерлан; индульгенции тебе уже не заслужить, но, может, хоть упоминание в анналах истории останется.
Голову мутило от необходимости подчиняться этой тёмной, невежественной женщине, но Рене сохраняла ледяное спокойствие. Будущее предопределено. Она помнит, кто она, и больше уже никогда не забудет. Повелительнице тьмы не удастся вновь сбить её с пути.

... И ничего.
Во второй раз с того момента, когда он впервые ощутил прикосновение Света и его благословенное сияние, он не получил ответа.
Внутри что-то будто оборвалось. Маленькая, крохотная ниточка, поддерживающая незыблемый идеализм паладина - одна из тысячи - лопнула, лопнула прежде, чем дреней успел взять себя в руки, дала таки проклятому мертвяцкому холоду лизнуть сердце, шепнуть - ласково, нежно, тошнотворно - "Свет покинул тебя, нет тебе больше благословенной дороги, ибо путь твой спустился во мрак".
"Нет. Нет, так не должно быть, - холод медленно пробирался вдоль позвоночника, пускал ледяные пальцы под ребра, стискивал в когтях желудок. - Это немыслимо. Я жив, я верю, я знаю - Свет есть, он милосерден, он..."
Шаой заставил себя сделать глубокий вдох. Поднявшаяся паника отступила, но пустота, огромная, всеобъемлющая, хладная и жестокая все еще стояла за его плечом. Это была его пустота, пустота смертного; благословленный Светом от рождения, он никогда не думал о том, какого это - жить в тени. Насколько беспомощен и одинок может быть человек, предоставленный самому себе, лишенный великой благости и всевышней силы! Тоска поднялась в его сердце; впервые к нему пришло осознание того, насколько ему на самом деле повезло. Так те, кто провел всю жизнь под ласковым солнцем своего мира, кто не видел гибели звезд в огне Скверны, кто не был обречен скитаться по междумирью и не видеть неба не знали, насколько они на самом деле счастливы.
Дреней с трудом сглотнул, поднимая побледневшее лицо. Окаменевший, ставший на мгновение пустым взгляд мазнул по стене, следуя за едва заметной трещиной. Свет отринул его? Или же это магия Присциллы сделала его незримым для Всемилостивого, сокрыла в тенях жар его духа? Он попытался воззвать еще раз, собрать волю в кулак, поднять в груди неостывшие еще угли веры.
Пусто.
И что теперь? Он так и умрет, погибнет, исчезнув бесследно, и Свет не примет его после смерти? Нет, нет; магия не вечна, когда-нибудь влияние некромантки ослабнет, чары спадут, впустив в его душу благословенное тепло. Свет вновь примет его, простит, ибо путь праведных не сокрыть никакой пеленой...
Трещину в стене перерезала мелькнувшая вспышка. Воздаятель обернулся, отвлеченный от мыслей бледным всполохом, напрягся - скорее по привычке, чем осознанно - но ничего не произошло. Шар просто врезался в Рене, впитался, словно вода в холщовый тюк, пропал, не оставив и следа. Никто не умер. Никто не завыл нечеловеческим голосом, не обмяк, не побледнел.
"Что за..."
Ответ пришел неожиданно. Вернее, заставил идти - отлепиться от стены, сжав зубы от пронзившей неосторожно повернутую шею боли, нехотя, повинуясь голосу, который паладин ненавидел всем сердцем. "Священные жертвы" - так она их назвала - оба они с Инквизитором плелись по коридору, одна безразлично, спокойно, с достоинством, другой - мечась между гневом и смятением. Могло ведь статься, что вот она - его смерть, что увиденный только что им путь закончится, так и не начавшись. Была ли на то воля Света? Или же то - временный триумф Тьмы, перечеркнувший несколько сотканных небесами нитей? То ему было неведомо. Одно он знал: долг его - идти до конца, сделать все, что в его силах, отдать вере последнюю крупицу своих сил - и, возможно, именно она преклонит чашу весов.
- Долг мой еще не выполнен, - пробормотал он, проходя мимо своего молота. Тот тлел неровным, едва различимым светом, и дреней потянулся, чтобы поднять его, - путь - не окончен...
Насколько проще умирать тем, кто во что-нибудь верит! Тем, кто убежден, что смерть — это не конец всему, тем, в чьих глазах мир четко разделяется на белое и черное, кто точно знает, что надо делать и почему, кто несет в руке факел идеи, веры, и в его свете все выглядит просто и понятно. Тем, кто ни в чем не сомневается, ни в чем не раскаивается. Такие умирают легко. Они умирают с улыбкой.
Вот и его тревоги отчего-то отступили - все, кроме одной, что давно уже тревожила сизое сердце: он не закончил. Не свершил месть, не отыскал Ниру, не спас, не уберег от неживых извергов, что скоро ринутся по следу, не отдал долга жизни. Это была гордыня, самая настоящая, его грех, его изъян. Не мог никто из смертных жить и мыслить, что все преграды мира склонятся перед ним, стоит поднять знамя благой цели. Никто из них, даже благородные озаренные, не мог избежать смерти. Можно надеяться продать свою жизнь подороже, так, чтобы если не сам путь, но конец его имел вес и значение. Но хотеть? Нет.
Но не мог паладин смирить бушевавшего внутри огня. Две сотни лет своей жизни он дрался - и будет драться теперь, если не телом, то духом, не отринет покорно веры, не перестанет тянуться ко Свету - даже если ответом ему - тишина.
Ведь ничего кроме борьбы не имело смысла. Ни победа, ни поражение, ни жизнь и ни смерть, ни грязь, ни солнце. Только безудержная ярость духа, бунт, стремление, только бесконечное вставание с колен, только глупое, бесцельное "давай заново" - и только оно. Что была ему победа? Ему, кто лицезрел гибель целых миров и цивилизаций, кто шел сквозь окропившую ступени храма кровь, кто видел сотни смертей и очи, полные боли, горящие ею прекрасные лазурные глаза, что он так и не смог спасти. Так что ему смерть? Что ему пустота?
Без борьбы они бессмысленны. Она им - царица и корона, stemma'a'phaet, венец лучезарный. Тот, кто ведет ее под руку - властелин дороги; тот, кто целует землю у ее ног - заклинатель судеб. Борьба - владычица сердец, она мать им всем, она - душа их, она - невеста и извечная погибель. Страшно ли гибнуть от ее поцелуя? О, нет! Это дар, это величайшая награда, что любой душе всех желанней.
Ведь борьба - это Свет. Тот, что горит, пылает, что жаждет изменить и попросту неспособен ненавидеть. Это ярость несущего истину. Боевой клич того, кто не боится проиграть. Слово протеста там, где никто не осмелится поднять голову.
Он переступил порог кабинета, сжимая в руке бесполезный молот так, словно бы действительно шел драться на смерть.
- Не крупноваты ли козлята для заклания? - паладин оскалился, склоняя голову на бок. Осмотрелся мельком по сторонам, с довольным хмыком отмечая потрепаный вид ведьмака. - Так от чьей же руки суждено нам умереть, о Владычица Тщеславия?

[av=http://s4.postimg.cc/vflwkh43h/NPCpng_7235725_23643019.png]
Ильдарис из Порта

На этот раз Присцилла удостоила Рене вниманием.
- Я не понимаю, о чем ты лопочешь все это время, - произнесла она холодно, глядя на Эскорцу, - Не утруждайся.
Руки Рене и Шаоя помимо их воли согнулись в локтях и приподнялись ладонями наверх. Нико в этот момент вставлял камни в стену, а его приблизившаяся сестра полоснула острым ногтем по раскрытым ладоням, моментально вспарывая кожу. Закапала кровь.
- Жертвы, возложите руки на стену по обе стороны от крайних камней, - скомандовала Присцилла и сопротивляться ее воле парочка никак не могла.

Было такое ощущение, что сначала в темное помещение притянуло ее душу и только потом тело. Ильдарис упала на пол и распласталась по нему, напоровшись на что-то острое бедром. Боль была яркой, обжигающей, но не отрезвляла после пережитого. Из девушки будто высосали всю энергию. Шевелиться не хотелось, думать не хотелось. Накрыла апатия, которая впрочем, медленно проходила, но не достаточно для того, чтобы бодрячком прыгать и везде лазить.
Лиандра оказалась в каком-то разрушенном темном помещении.
Огромные полки были завалены на бок, пол пыл усеян стеклом и не разбившимися бутылками. Сильно пахло разлившимся алкоголем, который впрочем, не перебивал запах мертвечины.
То тут, то там можно было увидеть уже хорошо знакомых Ильдарис - рыбомонстров. Мертвых, гниющих и не подающих признаки не-жизни. Еще был слабый запах крови, а у стены, заляпанной полностью чем-то черным, не позволяющим пробраться туда, где когда-то видимо был выход - пол пачкала кровь.
С другой стороны погреба находился каменный трон. У трона лежал располовиненный труп ребенка.
Поток, через который выпала Ильдарис - никуда не делся и плыл по всему помещению, направляясь в единственный проход, который можно было увидеть - в дверной проем коридора.
Сейчас, если бы Ильдарис дотронулась до него, то ничего бы не произошло. Но... стала бы девушка наступать на одни и те же грабли?
В другом конце коридора слышались незнакомые голоса, но вряд ли бы сейчас это волновало Ильдарис, потому что... она могла обнаружить, что ее маленький недавно приобретенный питомец - мертв.


___________
Очередность: Ильдарис, Рене, Шаой.

Карлионис: Порт
Ее будто разорвало на сотни маленьких частичек, совсем не бережно взятых многотысячными руками того зеленого потока... Ильдарис чувствовала, что ее душа выпала куда-то, а потом и тело, к которому душа приклеилась обратно. Медленно приоткрыв всего один глаз она увидела пол. Ну, по крайней мере она жива. Какое облегчение. Звук шлепанья ее тела о пол она пропустила - уши еще не отошли от вопля монстрика. Девушка начинала медленно приходить в чувство, но сильная апатия и слабость не позволяли ей встать и нормально осмотреться. Она лишь повернула голову на бок и лениво рассматривала то, что выходило увидеть. Тьма никогда не была проблемой для ее глаз. Каменный пол, затхлый запах гнили и алкоголя, перекошенные деревянные полки, явно сгнившие от старости. Бутылки. Эх, ей бы самой выпить чего сейчас...
Девушка еле смогла принять сидячее положение. Что же делать? Такая дикая слабость... Ильдарис неловко попыталась встать, но ее тело вновь приняло горизонтальное положение и даже более того - ткнулось во что-то костлявое и мягкое.  Девушка вновь подняла голову и скривила нос от отвращения - снова эти рыботрупы... Значит, она или в Иль-Яне или в том городе, к которому вела та зеленая дорога. Девушка еще раз осмотрела комнату в лежачем положении - отчего-то сильно болело бедро, но скоро боль пройдет. И ее шоком стало то, что зеленая дорожка из призраков была и тут!Проследив за направлением от дверного проема к себе... Она обнаружила, что ее нога была в нем... Вот уж неудачно упала... Видимо, ее вышвырнуло из потока, а упав, она сместила свое положение и оказалась вновь в нем. И страннее всего было то, что боли не последовало. Девушка вновь напряглась, присела кое-как и отодвинула болящую ногу подальше от импровизированной речки. Везде трупы. Везде вонь. И чертова слабость. И тут ее осенило.
-Лун?- спросила девушка, посмотрев на свое тело. Ее зверек сместился куда-то на спину и не подавал признаков живости. Девушка испугалась и сквозь слабость стянула покрывало. Демоненок лежал мертвый. Целый, вроде, но мертвый.-Лун! Нет! Это я виновата... Зачем я только воду пнула ту... Угодила черт знает в какое подземелье... И тебя убила... Прости...
Девушка залилась горькими слезами потери на несколько минут, но потом все же пришлось признать, что такими темпами умрет не только маленький друг, но и она сама. так что пришлось вставать через силу, благо она возвращалась обратно и детальнее осматривать место. Располовиненный труп ребенка это, безусловно плохо, но вот стул рядом - намного лучше. Медленно прохромав к нему, девушка уселась. Что же делать? Ее мозг лихорадочно шарился взглядом по комнате... один проем, но он закрыт черной штукой. Туда лучше не лезть. Еще проем, но через него проходит река. Река больше не приносит вреда, это она уже поняла. Значит, выйти через дверь и искать дорогу вверх - то есть на поверхность. Однако ее перебил звук голосов. Она тут не одна.
Прислушавшись, она услышала голос девушки, приказавшей возложить руки на стену и стать ее слугами.
-Фу, ну и жуть. Это явно не Инь-Янь. Даже он не был таким мерзким. Брр.- пробормотала девушка под нос и осталась сидеть, набираться сил, чтобы уйти. Лун же бережно лежал у нее на руках, все еще на том самом красном покрывале.

Рене, продолжая своё неспешное шествие к загадочной двери, в ответ на замечание Присциллы весело оскалилась (хотя та, конечно, знать этого не могла). Инквизитор от новоприобретённой ясности испытывала яростное наслаждение. Осознание собственной божественной сущности вселило в неё ни с чем ни сравнимые уверенность и чувство собственного превосходства. Ей не просто не было страшно – ей становилось скучно: Седьмая Сестра как будто бы притащила её в театр и насильно заставила смотреть непонятную ей сцену. Её присутствие здесь не требовалось; ситуация в рамках вечной борьбы добра и зла значение имела минимальное.
«Бессмысленные игры для отвода глаз, дым и зеркала, дым и зеркала…» - подумала она вновь.
- Ещё б ты понимала, - ответила она Присцилле. – Ты – грубо выструганный из дерева болванчик. Танцуешь на невидимых нитях свой безвкусный танец. Вот в чём разница между Каерлан и твоей покровительницей, Присцилла: Очистительница…
Она сама не замечала, что говорит о Каерлан в третьем лице, то – в первом: быть может, то всё ещё пытались в ней проснуться отголоски полувыдуманной личности Рене Эскорца, для которой подобное тщеславие было сродни величайшему святотатству.
- …Очистительница не лжёт своим последователям и не позволяет им о себе забыть, - молвила Инквизитор. – Потому как вера людей облагораживает.
Она недоуменно проследила взглядом вспарывающий её ладони ноготь. Ведьма с лёгкостью пропорола кожаную перчатку и каким-то чудом умудрилась не наткнуться пальцем на вшитый в перчатки свинец. Женщина с трудом подавила желание со всей силы заехать кулаком этой дряни по морде, но сдержалась. Или, может, это её сдержала железная воля Присциллы, что вторглась в её сознание.
- Но тебе и не суждено понять. Ты мелка. Ты – ничтожество. – талдычила своё Рене. – Как и все твои союзники. Как и все твои враги. Вы не знаете правды и вряд ли когда-нибудь захотите её узнать.
Сделав паузу, чтобы возложить руки на стену, она добавила:
- Я бы предложила тебе сесть и послушать меня хорошенько, но ты откажешься, потому что она этого не желает. Ты служишь богине, которая не позволяет тебе принимать решений. Невеста мёртвых, королева тьмы, - фыркнула Инквизитор. – Шахматная фигура. Жри сколько угодно пешек, двигать тебя всё равно продолжит чужая рука. Мне тебя жаль.
Ложь, конечно, но звучит эффектно.