Проклятое кладбище

Первое сообщение в теме :


Когда-то один сумасшедший некромант, забрел на эту обитель мертвых… Не известно, что он делал, но теперь там бывать не безопасно…

Жойен зажмурился на мгновение, когда белесые нити паутины сначала задымились, а потом полыхнули ярким ядовитым огнем. Такое же чувство порой возникает в разгар ясного дня, когда случайно поднимешь взор к небу и неосторожно всмотришься в яркое солнце, ослепляющее и резкое. В легких сразу стало не хватать свежего воздуха, потому как он весь почти резко выгорел с занявшимися пламенем паучьими нитями, превратившись в едкий густой дым, что вынудило Дарклина поднять к лицу руку, чтобы спрятать в плотной шерсти плаща на сгибе локтя нос и рот.
Вслед за полыхнувшими языками пламени до ушей Йена донесся весьма неприятный высокий визг. В мечущихся по углам третьей залы тенях различались многоногие обожженные тельца акромантулов, испускавших из себя густую сукровицу, а разорванные и изничтоженные огнем паучьи кладки, судя по всему, также более не представляли опасности для случайно забредшего путника: из них вытекали гнилостные остатки ихора и нелицеприятного вида сгустки чего-то плотного и не до конца оформившегося. В поутихшем тусклом оранжевом огне медленно тлели остатки облысевших крыс, кое-где из углов виднелись ссохшиеся шкурки каких-то иных животин, видимо, так и не успевших обосноваться в желудках многоногих хищников. Стоило также отметить, что запах, царивший в этом хаосе, вполне соответствовал визуальной составляющей. Стрекочущие и рокочущие предсмертные визги, однако, затихать не собирались. Насколько же многочисленной была колония пауков, облюбовавших этот позабытый всеми склеп?
Не успел Дарклин додумать свою мысль до конца, как из разрушенной кладки дальней стены показала себя, судя по всему, королева этой паучьей популяции. С обваренным огнем правым боком гигантских размеров акромантул поспешно для такого неповоротливого тела двинулся вперед, значительно прихрамывая на опаленные правые конечности. Дарклин на какую-то долю мгновения застыл в оцепенении, глядя в темные немигающие омуты враждебно настроенного существа, злокозненно выкуренного из своего жилища. Акромантул гневно (Жойену именно так и показалось) прищелкивал мощными жвалами. Факел тут же был споро отброшен в сторону за ненадобностью; догоравшие остатки паучьей сети и тлеющий огонь на створках дальних дверей всполохами освещали темную обитель, делая ее не такой уж мрачной. Жойен сухой уверенной ладонью обхватил крепкое древко лука, лежащее у него на плече, а стрелы нашлись в тяжелом колчане за спиной. Мигом ранее в разрушенный альков полетел дорожный мешок и дорогая сердцу лютня, что тяжелеющим грузом мешали быстро маневрировать в весьма ограниченном и тесном пространстве мавзолея. Оно и видно, что паукам здесь было комфортно – добыче оставался единственный путь к отступлению, на котором ее было достаточно легко нагнать.
Путнику сыграло на руку то, что многоногая двигалась неровно, спотыкаясь раненными конечностями, потому как вырученного времени было достаточно, чтобы сделать несколько широких шагов назад и прицелиться. Две шустрые стрелы были стремительно выпущены из лука: одна – обыкновенная – полетела в бедренное сочленение с правой стороны, вторая – сотканная из света, разящая – отправилась прямиком в паучьи глаза. Обездвижить и ослепить превосходящего в скорости и размерах противника – именно такие цели преследовал Дарклин в настоящий момент.

Долгие годы колония не благоденствовала, но и не вымирала. Пищи хватало, ровно настолько, насколько пауки были прожорливы, а когда ее становилось слишком много - более сильные отбирали добычу у более удачливых, а порой и пожирали более слабых. И колония продолжала жить. Однажды что-то изменилось. Пищи стало больше, гораздо больше. Она была странной. Она заставляла пауков расти и меняться, насыщала лучше, но и им требовалось больше. И однажды один из пауков сплел тенеты прямо над источником пищи - сырым, скверным участком, от которого пища исходила. Теперь ему доставлось столько дичи, сколько хотел сожрать. Другие пауки тянулись к оскверненному месту, но боялись подходить к его сетям даже когда существо переживало очередную линьку, а случалось это часто. Потом пришел огонь.
И он оказался самым голодным, нарушил давний баланс, уничтожил практически все: и пауков, и их паутины, и дичь, и запас, и даже молодняк, зревший в родильных коконах. Все, кроме паука-исполина из сетей над оскверненным островком.

У большинства живых существ на угрозу три: замереть, бежать или сражаться. И Жойен, и паук выбрали последнюю. Человек оказался быстрее.
Выкарабкивающийся из своего дальнего угла, арахнид не сразу распознал, где же находится вторженец. Не было паутин, передавших бы ему, где нарушитель, и, пока Дарклин не сделал шага в сторону, не бросил в сторону мешок, пока во все еще теплом воздухе не звякнула тетива, паук не понимал, где источник огня и боли. Но стоило ему выстрелить, и тончайшая волна вибраций пола и воздуха сообщила раненому существу, откуда ждать неприятностей. Обе стрелы Жойена попали в цель, как он и планировал, но зрение для тенетного паука не настолько важно, а правые лапы и без того были искалечены. так что, тварь, неуклюже перебравшись через завал расколотых настенных плит и кирпичей, наконец, выбралась в зал полностью и, то и дело заваливаясь направо, побежала, стрекоча суставами лап, на врага. Стрела заклинила сегмент второй лапы, паук качнулся, свернул в сторону, и прыгнул на стену, остановившись. Обгорелые лапы тоже двигались верхними сегментами, роняя капли сукровицы, хелицеры двигались не переставая, более короткие конечности - педипальцы то и дело приникали к стене или выпрастывались вперед. Световая стрела опалила пауку передние глаза, но никаких явных изменений в его поведении не произошло, арахнид, скрежеща хитином на нижнем стыке брюшка и головогруди, затрясся всем телом, амплитуда и частота движений нарастала, а потом он резко замер и встряхнулся всем телом. От резкого движения от его брюшка и задних лап отделился целый рой тонких хитиновых игл, каждая с палец, не меньше. Острые, быстрые, они разлетелись веером, ударяясь в трупы, ударяясь о потолок, пол и стены. И, что хуже всего, глубоко впиваясь в неприкрытые участки кожи Жойена, пробивая ткань одежды, глубоко увязая в кирасе и наручах. Они обламывались от его движений, оставляя свои жала в ранах, не глубоких, даже не опасных, не будь их столько, причиняя дикую боль и такой же зуд. Но все же, боги были или благосклонны - его глаза уцелели: как раз для того, чтоб увидеть, что паук пытается просунуть брюхо вперед вытянутых на всю длину передних лап, не удерживается, искалеченный, на стене и срывается на пол.

Гигантский арахнид передвигался неожиданно споро, резво переставляя скрипучие ходильные ноги, однако все же изредка заваливался вбок – сказывались обожженные конечности. Выпущенные стрелы практически никак не исправили ситуацию: либо паук не обладал отменным зрением изначально, либо полагался на какие другие способы ориентирования в пространстве. Дарклину подумалось, что выяснить это можно было только опытным путем…
То, что произошло далее, застало лучника врасплох. Сильный прыжок отделил паука от горизонтальной поверхности пола и перенес его в несколько иную ось измерения, прямиком на стену, где многоногий обосновался достаточно крепко для того, чтобы выпустить из затрясшегося брюшка и задних конечностей сноп острых крупных иголок.
Небольшая заминка, неверно избранный корявый план действий стоили Дарклину этих мелких, до рези в глазах саднящих ранений. Паучьи иглы были хрупкими, стоило Жойену ухватится за одно из торчащих из предплечья хитиновых шил, как оно обломилось в руке со звонким хрустом, словно сжатый с силой панцирь цикады. От неосторожного поспешного движения переломились и другие, впившиеся занозами в кожаный нагрудник, в туловище, верхнюю часть открытой шеи, парочка даже угодила в лицо, где кожа была тоньше и чувствительнее – лучник ощутил влагу: должно быть, это кровь выступила на щеках от вонзившихся игл. Каким-то чудом уцелели глаза Дарклина, не вытекли от грубого механического воздействия.
Одно Жойен зарубил себе на носу железно, судя по хаотичному движению атаковавших его (и не только его, но и выжженный интерьер вокруг) хитиновых шил, арахнид бил наугад в определенном направлении. Стало быть, Дарклин выдал себя сам, потому как нападение последовало опосля выпущенных им стрел.
Тем временем паук, кажется, снова пытался перейти в наступление, вытянув вперед свое огромное брюхо, однако изувеченные огнем ходильные лапы не выдержали такого напряжения, отчего арахнид завалился вбок и сорвался прямиком на пол, поднимая гигантской тушей столб пыли и сажи. До слуха Жойена донесся треск паучьих телец или, должно быть, крысиных скелетов, наименее пострадавших от огня.
Дарклин поспешил сделать еще несколько шагов назад, опасаясь очередного резвого прыжка от непредсказуемого акромантула. Раненные ноги отдавались пронзительной болью при каждом резком движении, хотелось содрать с себя кожу, чтобы вытащить застрявшие в мягких тканях хитиновые отростки, однако Жойен здраво рассудил, что не располагал для этого временем.
«Вытащить из себя несколько десятков игл, когда совсем рядом с тобой пребывает агрессивно настроенный хищник-падальщик», – лучник невесело хмыкнул и решил про себя, что проблемы он будет решать по мере их поступления.
Натянутая тетива отозвалась резкой болью в суставах рук, отчего две выпущенные обыкновенные стрелы, полетели в виднеющееся брюхо паука со слегка сбитым прицелом. Мигом позже, крепко закусив до боли губу и как следует сконцентрировавшись, Дарклин выпустил еще одну стрелу – световую – прямиком в хелицеры арахнида. Тетива поддавалась дурно, натренированные руки жутко саднило, отчего Йен принял решение повременить с очередной порцией стрел. Мужчина быстрым движением провел левой рукой вдоль предплечья и плеча другой руки, чувствуя, как волны тепла расплываются вдоль раненной конечности. Это вряд ли смахивало на полноценное целительство, учитывая все еще застрявшие в коже и мышцах хитиновые отростки, однако сжимать и разжимать руку стало значительно легче. Из ножен на поясной портупее Дарклин достал охотничий кинжал. Переходить в ближний бой с таким грузным противником казалось весьма плохой и рискованной идеей, но лучнику сейчас как-никогда требовалось быстрое решение проблемной ситуации, в которой ему посчастливилось оказаться по вине собственных глупости, необдуманности и непомерного любопытства.

Теперь, когда паук оказался ближе, Жойен мог разглядеть урон, который нанес арахниду. Помимо подрагивающих бесполезных обгорелых лап, в одной из суставных сумок которой застряла его стрела, он увидел обширную рану на голове, там, куда вошла его стрела, созданная из света. Благословенная магия в этом месте действовала, и там, где раньше были центральные глаза, плоть паука словно вскипела под хитином. Человеку было не под силу распознать, когда подобное существо испытывает боль, но тут не могло быть сомнений, что такое повреждение было куда обширнее, чем если бы просто стрела вонзилась. На самом деле броня, покрывавшая чудовище, оказалась очень крепка, и обычные стрелы Жойена лишь немного царапали ее или пробивали неглубоко, увязая наконечниками и высоко вздымая оперения.
Паук дергался на полу, пытаясь опереться на искалеченные суставы ног и перевернуться. Он еще не издыхал, не был смертельно ранен, хотя и сильно истрепан. Конечности отрастут после новой линьки, когда-нибудь глаза восстановятся, заживут раны. Надо только избавиться от опасности, утащить ее источник с собой, и вернуться на свой островок, оплести его новой сетью. Ждать, когда созреет пища - терпения ему не занимать.
И ему даже удалось подняться и бросится на вторженца еще раз, но последняя стрела Жойена вонзилась, ободрав один из хелицер, прямо в голову, между челюстей, и к ногам человека, готовящегося к рукопашной схватке, рухнула безжизненная скукоженная туша, подрагивающая в агонии.

Многоногий враг хаотично перебирал поврежденными лапами в воздухе, шкреб каменные плиты пола под собой в надежде подняться и снова обрести точку опоры в вертикальном положении. Жойен чувствовал яростную злобу в этих мельтешащих суетливых движениях, направленную на него, неизвестного, но очень докучливого вторженца. Однако, когда гигантской паучьей туше все же удалось вновь подняться на ноги, ее постигла не самая завидная из судеб.
Человек был готов принять ближний бой, вооружившись кинжалом, поэтому более не скованный безопасной лучной дистанцией он сумел воочию оценить нанесенный арахниду урон. Выпущенные стрелы, кажется, доставляли врагу минимальный дискомфорт, входя недостаточно глубоко в толстые слои хитиновой брони, кроме тех, что были сотканы из света – в частности, последняя прицельная световая стрела нашла свою мишень, увязнув глубоко в паучьей голове, заразив многоногого своим благословением. Враг упал к ногам Дарклина, скукожившись, терзаемый агонией. Кажется, что светлая магия была противопоказана этому существу. Смерть многолика, и пауку не посчастливилось встретиться с ней, безжалостной и мучительной.
Жойен, превозмогая острую боль в ранах, зашагал в сторону вздымающегося брюха и вонзил в верхний отсек острый кинжал, проведя длинную полосу вниз. Паучья броня была жесткой и крепкой. Флоки всегда учил его одному простому правилу – доводить все до конца, коль уж взялся за какую работенку.
Собранные с паучьей туши стрелы были еще целы, кроме той, что увязла в сочленении бедренного сустава. Не стоило растрачивать такой ценный инвентарь, Йен не знал, когда ему посчастливиться вновь оказаться близ какого-нибудь крупного торгового города, чтобы восполнить запасы стрел. Кираса и наручи вот, например, теперь тоже больше напоминали решето, чем пригодное к использованию одеяние. Дарклин поморщился: ранения, нанесенные иглами, напомнили о себе еще одной резкой вспышкой. Отойдя от безжизненной туши к противоположной стене, мужчина облокотился на нее и взялся за привычное дело, прикладывая руки к поврежденным частям туловища и ног. Теплые волны магии возвестили его о том, что неглубокие раны вроде как начинали затягиваться. Это был не быстрый процесс, отчего Жойен начал с интересом осматривать «поле боя» вокруг себя.
Закоптившийся пол и стены снова погрязли в неуютной темноте. Отброшенный в запале битвы факел уже давным-давно потух, а яркие всполохи рыжего огня на обуглившейся дверной створке уже совсем истлели, забирая с собой последние крупицы яркого света. Дарклин от этого весь внутренне содрогнулся, вновь ощутив в себе неуверенность и тревогу, о которой он позабыл на время из-за всплеска адреналина. Напольная мозаика, которая и привела лучника в эту законсервированную залу, затерялась под толстым слоем копоти. Алая нить, тянувшаяся вдоль всей композиции, обрывалась в этой зале в чернеющем полу. Лучник в смиренном ожидании действия магического исцеления ковырял носком сапога черные плиты, однако совсем не представлял, как же ему удастся очистить целый зал для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Огонь, который так участливо помог ему справиться с пауками, в то же время оказался и вероломным предателем.
Дарклин с сомнением перевел раздосадованный взгляд с чернеющих угольков, когда-то бывших искусно исполненной напольной мозаикой, на зияющую дыру в каменной кладке, из которой ранее показал свою морду многоногий арахнид. Теперь лучнику стало доподлинно известно, для чего же возвели эти перегородки и надстройки по всему периметру длинной анфилады. Кажется, что склеп раньше был вовсе и не склепом...
– И конечно же, тебе непременно нужно проверить, что там находится, не так ли, Жойен? – с каким-то мрачным смешком уточнил сам у себя лучник, даже не побрезговав использовать так нелюбимое им имя. Наставление Флоки о том, чтобы доводить начатое до конца, крепко сидело у него в голове.
Когда с исцелением было покончено, мужчина, стараясь не обращать внимания на саднящие и зудящие паучьи ранения, подхватил свои небогатые пожитки, брошенные в одном из разрушенных альковов, и направился прямиком к дыре в кладке стены.

Пересилив себя, Жойен добил паука, и, стараясь отрешиться от боли от застрявших в теле хитиновых шипов, выдрал из туши уцелевшие стрелы. Да, они были еще вполне пригодны для использования - удачно получилось. Только отойдя в сторону и привалившись к еще теплой после недавнего пожара измазанной в копоти стене, молодой человек занялся своими ранами. В большинстве - торчали хрупкие иглы, так что кожа не стягивалась, пока их не удалить, а делать это приходилось бережно, чтоб не разломать. Наконец, исцеление началось, принося облегчение и забирая боль, и, пока в глазах прояснялось, он еще раз обозрел обстановку, но ничего, толком нового высмотреть не мог: сажа и копоть укрыли собой дальнейшую историю на мозаике. Трупы и горстки пепла, полуразваленные саркофаги в альковах - все, что не могло сгореть - все осталось так же, как до появления убитого им паука. Впереди догорали последние искры на дверях следующего зала, а в воздухе по-прежнему разливались миазмы гари.
Почувствовав себя лучше, Жойен, подобрав свои вещи, приблизился к дыре, из которой вылез убитый паук. Она оказалась не большой - как раз этому чудовищу протиснуться, но ему перебраться было как раз.
Плиты облицовки валялись расколотые, камни, которыми была выложена стена, тоже обвалились вовнутрь. За кладкой начиналась почва, довольно тонкий ее слой, через который шла нора, ладони в три шириной, не больше. Сверху земля осыпалась и торчали корни - то ли кустов, то ли какого-то дерева, отчего можно было понять, что склеп не так уж и глубоко под землей. Но просветов не было, все из-за тех же корней, скорее всего. После - еще один слой кладки, тоже провалившейся, на свою сторону. А вот то, что начиналось по ту сторону лаза...

Просторное помещение, в котором когда-то устроил себе логово тот паук выглядело совершенно невероятно. В самом центре находился какой-то алтарь, а скорее саркофаг, и приглядевшись, Жойен заметил, что крышка у него провалилась, а сам гроб, густо, но не сплошняком облепленный колониями неизвестно как выживающего мшанника, грибов и лишайников, когда-то был вызолочен. Вокруг - двумя рядами по четыре штуки - еще восемь мрачных кенотафов, и один позади. А в паре шагов от него - начиналось... мертвое болото. Небольшое, шагов пятнадцать-двадцать в диаметре, влажное, подернутое ряской, из которой подымался островок, застеленный топким мхом. Сюда тоже дотянулось пламя: расщепленное на два ствола дерево, когда-то, видимо, росшее прямо из на этой кочке, а сейчас завалившееся и подперевшее гнилым стволом стену, все еще играло остатками искорок. Все Болото упиралось в заляпаную грязью и такими же мшанистыми полосами сплошную каменную плиту, перегораживавшую арку выхода из этого помещения. По потолку, по стенам тянулись все те же полоски лишайников, словно их расплескали по стенам, а они укоренились, к саркофагам бежали, сперва плотным ковром, а чем дальше - этакими щупальцами тянулись вохкие языки мертвого мшанного ковра.
Среди камней прямо под выходом, лежал скелет какой-то странной твари, слишком крупной, слишком длинолапой, наполовину тоже сожранной грибами и хвощами твари, кости которой, видимо, были слишком крепки, чтоб истлеть так просто или прогореть в жарком, но недолгом пламени. Из черепа - свороченного под странным углом, без глазниц, зато с набором острых и длинных зубов по всей ширине пасти торчал увязший арбалетный болт, но узнать его можно было, только вглядевшись. И из него тоже тянулись, прямо в голову созданию, мертвые плети корней.
Вся эта картина производила крайне удручающее, тяжелое впечатление, словно тоска, навеваемая им, была осязаемой и густой, как кисель.

Проход, выщербленный в каменных плитах, напоминал нору какого-то подземного животного, что, впрочем, не совсем разнилось с истиной. Дарклин с интересом провел рукою по немного влажной земле, пальцы тут же наткнулись на торчащие неаккуратно то тут, то там жесткие корни, а в ладонь забились мелкие кусочки каменной плиты. Следом за ними еще один слой прочной кладки также был вероломно разрушен и обвален вовнутрь, завершая импровизированный лаз, по ту сторону которого взгляду Жойена предстало большое просторное помещение, о наличии здесь которого он даже и помыслить не мог.
Привольный чертог, судя по всему, находился не слишком глубоко под землей – об этом говорили широченные массивные корневые системы какой-то растительности, обосновавшейся где-то снаружи, на поверхности земли. То, что лучник изначально принял за место поклонения какого-то жуткого культа, при детальном рассмотрении оказалось еще одной усыпальницей – украшенный когда-то позолотой, должно быть, имевший в прошлом достаточно внушительный торжественный вид саркофаг возвышался в центре залы в окружении кенотафов. Время было властно над этим местом: влажный яркий мох плотно облепил грани саркофага, а тяжелая крышка и вовсе обвалилась вовнутрь, безмолвные спутники – надгробные плиты – в количестве девяти штук также заметно утратили былой лоск. Плотный, но дырявый ковер мшаника укрыл собой все пространство этого странного и тоскливого места.
Следом за церемониальной похоронной процессией Йену на глаза попалось раскинувшееся в паре шагов гиблое болото, не крупное, но глубокое ли? Проверять это на собственной шкуре мужчине не хотелось. Как говорится, в тихом омуте…
На небольшом островке среди мутных болотных вод, подернувшихся густой ряской, тлело гнилое старое дерево. Оно подпирало собой массивную плиту, преграждающую арку, судя по всему, ведущую к выходу (Дарклину хотелось верить, что это был именно он). Прямо под обвалившимися каменными валунами возле замызганной плиты на лучника взирал через пустые провалы глазниц массивный длиннозубый череп какой-то неведомой зверушки. Установить причину смерти было не трудно – арбалетный болт, увязший в крепкой черепушке, кричал громче любых слов. Было достаточно любопытно, как это существо оказалось рядом с выходом из этого чертога: оно пыталось сбежать или, быть может, наоборот, препятствовало чьему-то побегу?
Дарклин зашагал вдоль дромоса по направлению к загадочному саркофагу, стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы не задевать торчащие корни. Он не уповал на многое, однако надеялся, что на кенотафах еще уцелели какие-нибудь надписи, отличные от непонятных закорючек вроде той, что он заприметил на дверном откосе при входе в крипту. Подойдя поближе к месту упокоения, Жойен попытался заглянуть внутрь саркофага, чтобы разглядеть в нем что-то кроме обвалившихся кусков крышки и плесневело-грибного узора.
– Интересно, о чьем же вечном покое мне стоит помолиться в своей следующей литании? – с сухой усмешкой обронил Дарклин.
Стоит отметить, что не молился мужчина уже очень и очень давно.

Хотя старый ствол и упирался в подкопченную плиту в дверном проеме, но вовсе ее не поддерживал, к сожалению. Этот путь отступления был отрезан, если, конечно, под бурыми разводами мшаников не был упрятан какой-то секретный рычаг. Плита выглядела монолитной, тяжелой, ухватиться было не за что. Даже лишайники соскальзывали с мраморной полированной поверхности. В дальнем конце большой усыпальницы был еще один выход, но просмотреть его насквозь было невозможно, из-за поворота, который тот сразу делал.

Пока Дарклин пытался добраться до саркофага, он мог разглядеть его со стороны: с длинной стороны располагалась какая-то фреска, но выглядела она странно. Словно резчик вырезал раму, а центральную часть композиции невзлюбил и вышлифовал - в центре было совершенно пусто. А вот торцевая, короткая, была богато украшена. Непрерывный узор читался даже сквозь пятна мха. Крышка саркофага нашлась в стороне, утопленная в болотном оконце до трети. По ней шли многочисленные трещины, но кое-как она еще держалась, являя собой привычное зрелище - скульптуру, изображающую, видимо, захороненного в этом гробу - человеческую на вид фигуру, женскую, застывшую в покойной позе - тело вытянуто, руки сложены на груди, на каменном лице - расслабленное, благостное выражение. Но вот никаких полезных для понимания, кто был тут упокоен, деталей Жойен не обнаружил. Зато внутри - давным-давно истлевшие кости, обтянутые паутиной и древними обрывками ткани, присыпанными свежей сажей. На лбу покойника он увидел тусклый металлический обруч, кажется, серебряный, иссохшиеся запястья украшали широкие парные браслеты. Приветствовать молодого человека никто не поднялся, к облегчению ли или к разочарованию лучника, да и литаний в свою честь никто не требовал.

Но даже если бы и узнал, за кого возносить просьбы, молиться тут не хотелось. Настолько затхлым было само это место, такая беспросветная тоска пронимала, едва даже думал о том, чтоб восславить тут высшие силы, что казалось, сердце начинает пропускать удары. Концентрируясь на таких мыслях, начинало казаться, что лучше уж лечь в рядом с мертвым телом, и дать времени забрать свое, накормить собой и мхи, и тех, кто придет на смену паукам.

Остальные саркофаги выглядели проще: в углах были высечены колонны, крышки плоские, лишь обозначенные каменными венками. Чем дальше от входа, от центра странного тоскливого болота, тем меньше было мха, словно сель когда-то расплескали по залу, по гробницам и стенам, и, по прилипшим влажным комьям земли пополз мшанник. Оглядываясь по сторонам, он вдруг приметил отметины на полу, не покрытом мхом. Одна из плит была четко обведена мхом, словно когда-то тут ковер вырезали ножом. Или просто не дали никогда ему прорасти.

В неглубоком ящике центрического саркофага взгляду Дарклина предстали ссохшиеся останки. Судя по барельефу на увязшей в болоте крышке, а также потускневшим от времени украшениям, в гробнице покоилась некая женщина. Ошметки паутины, перемежавшие собой ветошь, маркие следы сажи и иссушенные кости мертвеца, тут же напомнили лучнику о недавнем многоногом сопернике: кожа в тех местах, куда угодили хитиновые иглы, отозвалась неприятным фантомным зудом. Жойен поморщился и сделал несколько шагов назад, подальше от гробницы неизвестной, чье имя, видимо, кануло в лету. Умиротворенное холодное каменное лицо с барельефа, кажется, в какой-то насмешливой манере взирало на мужчину из мутной топи. Уж эта каменная дева на поверку знала больше, чем несведущий в таких делах лучник, пытающийся буквально по крупицам собрать удивительный и очень любопытный паззл. Неужели это гигантский арахнид отшвырнул тяжеленную крышку в сторону, пытаясь добыть себе пропитание? Дарклин не отличался особыми знаниями относительно пищевых повадок паукообразных, однако останки вовсе не выглядели так, будто бы стали трапезой для голодного арахнида.  
Лучник обошел по кругу погребальную камеру, попутно осматривая безымянные гробницы с плоскими навершиями и траурными венками темного камня. Никаких эпитафий, никаких опознавательных знаков. В глаза сразу же бросалось, что они были проще той, что зияла теперь своими внутренностями по центру всей этой похоронной процессии, ютились друг рядом с дружкой стройными рядами, и, кажется, что ничто теперь не тревожило их покой. Налюбовавшись тоскливым неподвижным натюрмортом, Дарклин склонился к вышлифованной бочине саркофага неизвестной девы. Центральная часть композиции была как будто бы затерта, но вот с торца гробницы уже начинал виться единый непрерывный узор, перемежаемый кусками влажного мха. Йен с сомнением поковырял зеленый мшистый узор нижним плечом лука, пытаясь отыскать какую-нибудь разгадку. Хотя тут бы для начала знать саму загадку…
Более внимательный осмотр выявил, что гладкий полированный монолит, преграждающий арку, справлялся со своей задачей на славу. Теперь было ясно, что это не гнилое обожженное деревце подпирало плиту, а гладкий камень удерживал древо от падения. Мшаный узор по мере удаления от мутной топи редел, пока вовсе не исчезал где-то в дальнем углу помещения, где Дарклин заприметил еще один проход. Кривой коридор петлял, отчего лучник не мог сказать наверняка, вел ли он к выходу или нет. Неторопливо обходя просторный чертог безопасными на вид тропами по направлению к извилистому коридору (соваться ближе к ряской стоячей воде или к павшему смертью храбрых загадочному зверю мужчине ой как не хотелось), Йен заметил краем глаза довольно интересную картину. Одна из напольных плит, в отличие от окружавших ее идентичных каменюх, была обведена по самому краю ковром из мшаника, но внутрь нее зеленый споровик отчего-то не забредал. Лучник подобрался ближе к странной выделявшейся плите и по привычке постучал по ней нижним плечом эбенового лука, проверяя ее на прочность. После чего, не сдюжив с любопытством, Жойен присел на корточки подле каменного пола и с интересом провел ладонью над нетронутой растениями плитой, а также в пространстве между стыками. Зрелище со стороны, должно быть, было довольно комичное: неторопливо прогуливающийся по залу путник неожиданно срывается с места и бежит копаться в пыльном полу.
Дарклин хмыкнул, но все же схватился за спрятанный в ножнах кинжал. Стоило подцепить странную плиту, вдруг он сумеет обнаружить что-то стоящее.

Да, могло сложиться впечатление, что неизвестную из золоченного саркофага похоронили вместе со свитой, удостоившейся погребения в гробах поскромнее, зато подле госпожи на века вечные. Возможно это было великой честью, и, кто-то, может быть, расстался ради такой привилегии, с жизнью раньше срока. А может и вовсе заживо оказался под каменной плитой. Впрочем, история знала и случаи, когда в одни и те же блистательные гробы укладывают новых и новых обитателей, даруя им уважение в посмертии, а старых, утративших почтение обитателей бесславно перезахоранивают, и то, если повезет. Пока Жойен не видел никаких следов, что могли бы помочь ему распутать смысл произошедшего или восстановить подробно эту историю.

Плита издала глухой звук, когда Дарклин постучал по ней. Это была большая плита, сама этак с крышку кенотафа размером. Не похоже было, чтоб она была готова обвалиться под ногой, но под ней явно скрывалась пустота, и звук, раздавшийся на касание нижнего рога лука, о том явственно свидетельствовал. Зазоры были узки у стыков, и в них как раз и забивались дерн и лишайники, но там, где мха не было, он явно уловил движение воздуха под ладонью. Кинжал вошел в стык, раздирая скудную растительность, пытавшуюся забраться в пазы, но упора для рычага не нашлось, чтоб ее отжать, по крайней мере, пока парень не добрался до короткого торца. Наконец лезвие во что-то уперлось, и можно было надавить. Но увы, едва Жойен приналег на рукоять, как раздался щелчок, срывающий ту самую опору, и кинжал заскользил в сторону, а плита, освобожденная от замка, резко заскользила в бок, проворачиваясь по своей оси. Потеряв равновесие, Йен упал вперед, лишь чудом успев кое-как сгруппироваться и соскользнул в пустоту, открывавшуюся под плитой. И та, успев сделать пол оборота, со глухим ударом встала на вернувшийся на место упор где-то в нескольких метрах над его головой.

Крутой скользкий желоб, припорошенный каким-то мусором, увлекал парня вниз, в темноту. Скольжение можно было попытаться замедлить, но он сильно ушиб правое плечо, падая вниз, и выронил кинжал, что теперь унесся куда-то вперед. Он заметил увязшую в стыке черную ткань, выдранный лоскут, видимо, за что-то зацепившийся, да следы грязных подошв и рук на стенах - кто-то когда-то пытался остановить свое падение в неизвестность.

Глухой звук, раздавшийся в ответ на постукивание древа о камень, почти что не удивил Дарклина. Стоило ожидать чего-то подобного, когда неожиданно обнаруживаешь голую плиту посреди царства цветущего мха. Холодные потоки воздуха под ладонью, еле различимые в голых местах стыков, также подтверждали подозрения о том, что за каменной глыбой было что-то скрыто от чужих любопытных глаз. Навскидку мужчина думал о том, что обнаружит какой-нибудь тайник, но реальность на поверку оказалась более жестокой по отношению к нему.
Когда лезвие кинжала уперлось в простенький, но действенный механический рычаг, конструкция пришла в действие, переворачивая длинную плиту ровно вполовину оборота. Этот механизм, неожиданно прекрасно сработавший, застал Жойена врасплох: наверняка в реальности это действо произошло за доли секунды – вот глыба камня с одной стороны споро опускается, а в следующее мгновение мужчина уже летит вниз в темный и сырой лаз. Стоило благодарить провидение или собственные рефлексы за то, что каким-то чудом ему удалось сгруппироваться в свободном падении. Кинжал прочертил свой путь вперед в темном тоннеле, скрываясь где-то внизу в непроглядной даже для Дарклина темноте. В следующий миг лучник услышал, как щелкнула позади него, вставая в пазы, крышка механизма, окончательно отрезая его от мира сверху, в котором он буквально несколько минут назад привольно бродил, рассматривая тоскливое и лишенное радости место захоронения каких-то важных особ.
При падении Дарклин все же не сумел сгруппироваться безболезненно, получилось абы как – лучник завалился немного вправо, отчего плечо от столкновения с твердой почвой тут же отдалось глухой неприятный болью. Левой же рукой Йен машинально попытался уцепиться за темный лоскут ткани, застрявший в стыке сверху. Может быть, он и не удержится на весу одной рукой, однако это вполне могло бы снизить скорость его стремительного спуска вниз, дабы уменьшить потенциальный урон. Лаз был скользким, судя по углублениям в почве, по форме напоминавшим следы подошв, пальцев и ладоней, затормозить в нем руками или ногами шанс был невелик, отчего Дарклин сразу отмел эту идею.
Стоило проверить, что же поджидало лучника на том конце этой грязной клоаки. Пессимистичное мышление, сопровождавшее Жойена на протяжении всей его жизни, практически сразу же расщедрилось богатыми на детали картинками неминуемой гибели: например, от столкновения с часто посаженными кольями, которые непременно поджидали его внизу на пару с волчьими ямами...
Дабы не терроризировать свое воображение и дальше, Дарклин взял наконец себя в руки и представил яркий поток света, который смог бы дотянуться до самых темных углов скользкого тоннеля. Применить заклинание «День» было достаточно неплохой идеей, ведь прозябая в непроглядных катакомбах, лучник уже и позабыл, каким же ярким бывает свет.

Лоскут остался в руках Жойена, но времени на рассматривание обрывка ткани не было. Угол склона, по которому он скатывался становился все отвеснее. Его вынесло на открытое пространство, хлестнул свежий воздух, и склон окончательно превратился в желоб, с деревянными бортами и полированным, хоть и траченым временном днищем. Мелькнули по сторонам какие-то затянутые древними паутинами и прахом леса, выхваченные вспышкой призванного молодым человеком света, а через миг - унеслись вверх, а спуск окончился, и внезапно он почувствовал что даже такой ненадежной опоры у него больше нет.

Падение длилось едва ли секунду, и в следующий миг холодная вода захлестнула его с головой. Поверхность водоема, в который он упал, могла показаться настолько гладкой и тихой, что за миг до падения с небольшой высоты, можно было вообразить, что он падает на полированный темный камень. Но нет, брызги ударили по сторонам, и чистая, хоть и ледяная вода приняла его, смягчая падение и гася скорость, с которой парня выкинуло с того подземного аттракциона.

Он оказался в небольшой пещере с высокими потолками. Возможно, правильнее было бы это назвать кратером, поскольку дневной свет, настоящий, не призванный им, брезжил из широкого пролома далеко над его головой. Лучи падали практически отвесно - полдень, кажется. Берега озерца же находились в другой части пещеры, и, поставь он себе сейчас целью исследовать место, сразу бы понял, что стены рукотворные. Большие каменные двери с какой-то круглой каменной же печатью находились в торце той части пещеры, и даже не приближаясь можно было разглядеть знакомую вязь алых мозаичных узоров, обрамляющих портик. Жаль только, тут уже не было рисунков, способных поведать еще часть этой истории.
По стенам можно было разглядеть следы когтей, судя по их размеру, какая-то тварь тут жила весьма устрашающих размеров, и, не стесняясь, точила когти о стены своего жилища.
На каменном берегу валялось множество костей, обглоданных чьими-то могучими зубами, дно бассейна тоже было ими устлано. Прямо на вынырнувшего Жойена смотрел с берега чей-то саркастично скалящийся череп с отколотой частью лицевых костей и остатками сгнившего досуха и содержимого этого самого черепа, с прилепленными к древним ошметкам пергаментной кожи длинных волос, и ему показалось сразу, что его приветствуют человеческие останки.
Но была во всем этом и приятная новость. В пещере отсутствовал, а точнее хорошо уже выветрился запах, присущий и свежей падали, и крупным хищникам. Воздух был относительно чист и практически свеж, а на площадке, неподалеку от каменных врат, кости были раскиданы, словно произошла драка. Хотя может быть, это было как раз лежбище зверя-людоеда.

У Дарклина было время оглядеться в пещере и попробовать придумать, как из нее выбраться, но в какой-то миг пыль над площадкой у врат взметнулась и словно эфир загудел от напряжения. В яркой бирюзово-голубой вспышке возникла какая-то золотая сфера, расширившаяся этак до трех метров в диаметре. Не касаясь пола, она левитировала в воздухе, озаряемая пробегавшими по ней голубоватыми всполохами. Под практически непрозрачной поверхностью угадывались какие-то двигающиеся в ее глубине тени, хотя это могло оказаться и только игрой воображения и света на ее идеально гладких боках. Постепенно все всполохи собрались к нижней части сферы, словно поддерживая ее над землей, этаким ложем или подставкой. И шар начал медленно вращаться, подрагивая бликами на своей поверхности. Инструкции к этому новому чуду не прилагалось, увы.

Грязная темная клоака, выхваченная светом, со временем сменилась открытым местом, тут и там виднелись шаткие конструкции лесов, кажется, подернутых завесой паутины (Дарклину сказать было сложно, в такой быстро набирающей обороты и стремительно меняющейся ситуации довольно тяжело сконцентрировать внимание на чем-то конкретном), а после, не дав мужчине поразмыслить и секунды, Йена выбросило в явно рукотворный желоб. Деваться было некуда, деревянная ветхая обшивка по бокам и снизу подсобила ему со скорым спуском в еще большие глубины неизвестно чего.
На той стороне пути лучника встретили ледяные брызги глубокой воды. Стальная непроглядная гладь больно воспротивилась неизбежному столкновению, однако была куда дружелюбнее соседствующего с ней берега, выложенного острыми обрубками костей (вот уж куда точно было бы больно падать!). Однако Йену это мало чем помогло: отрезвленный ледяными водами озерца, лучник тут же ощутил, как сознание затопило вспышкой неконтролируемой паники. Собственное тело предательски попыталось нарушить законы рацио и высунуться из воды полностью, где неумолимая гравитация брала верх и тянула лучника все глубже под воду.
Кое-как Дарклину удалось добарахтаться до берега, пловец из него все-таки был из рук вон дурной. Из-за шиворота к тому времени, как Жойен выбрался на сушу, уже обильно стекала вода, заплечный мешок, как и вся его одежда, как и тяжелый кожаный колчан, кажется, стал вдвое тяжелее, в сапогах громко хлюпало. Повезло, что деревянный лук всплыл на поверхности озерца так, что до него удалось дотянуться, да тетива не успела вымокнуть насквозь. Вытаскивая из ледяной воды свое оружие, Дарклин с удивлением обнаружил, что по-прежнему сжимал в руке темный лоскут ткани, выдернутый из стыка потайного люка. Внимательно рассматривая неожиданно обретенный «трофей», мужчина только задавался вопросами: как он вообще там оказался? Остался от такого же несчастливого исследователя, угодившего в ловушку сдвигающейся плиты?
Осмотревшись вокруг, Дарклин пришел к выводу, что удивительная враждебная фауна этих мест навевала на него неприятные тревожные мысли. Кажется, что весь этот чертог, в котором он оказался, на протяжении вот уже долгих лет был ничем иным как местом заточения каких-то злобных кровожадных тварей, таким образом изолированных от общества. Злачный облюбованный пауками склеп, скорбная усыпальница, поспешно покинутая Дарклином в вынужденной спешке, и даже этот кратер, выщербленный в камне, вдоль и поперек заполненный обглоданными до костного мозга останками, не оставляли после себя никаких радостных ощущений. Чего же еще можно было ожидать от места, которое брало начало в мрачной тусклой крипте? Оставалось только уповать на то, что чудище, обитавшее в этих местах, уже издохло от голода, скуки или еще чего… Или хотя бы нашло какой-то выход отсюда, ведь в таком случае это сулило и то, что и Дарклину могло посчастливиться найти свой путь к спасению из промозглой пещеры. Вдогонку к этой мысли острый взор выловил в отдалении большие ворота, обрамленные уже знакомой алой вязью и запечатанные круглым каменным сооружением. Выстланное вокруг горсткой костей голое лежбище недалеко от каменных входа одиноко пустовало. В голову по-прежнему лезли мысли о том, что чудище здесь обитало не просто так.
Осклабившаяся с берега антропоморфная черепушка зловеще приветствовала путника, стаскивающего с плеч тяжелый вымокший плащ. Верхняя одежда с трудом уместилась в большом наплечном мешке, влажная ткань сопротивлялась как могла. Лучник мрачно усмехнулся обладателю черепа в ответ, после чего перевел взгляд к отвесным скалам вокруг. Стены, павшие очередной жертвой исполинского обитателя, были испещрены следами мощных когтей. Возможно, чудище точилось об них, а возможно, пыталось таким образом пробить себе путь наверх. Ведь в самом верху каменные своды пещеры резко обрывались, из вымощенного кратера по стенам полз яркий солнечный свет. Тем не менее, несмотря на светлое время суток, Дарклин не чувствовал никакого тепла, которое по обыкновению дарит ясный солнечный день, пещера была достаточно глубокой и остуженной, зубы часто стучали друг об друга. Йена преследовала навязчивая мысль о горячем костре, однако обстановка… не располагала к таким активностям, да и сухостоем в округе не пахло ни на йоту. Горстка костей, да камней, да и только. Так некстати заныло ушибленное при падении плечо. Холодная вода притупила чувствительность, но как только Жойен выбрался из озера, ранение тут же не постеснялось напомнить о себе. Приложив левую ладонь к плечевому суставу, Йен с упоением отметил крохотные волны теплой магии, разливающиеся по поврежденной конечности. Впору даже было забыть о тупой ноющей боли.
Не отнимая руки от ушибленного плеча, Дарклин решил с осторожностью осмотреться в яме. Лучник держал свой путь к массивным каменным вратам, выделяющимся на фоне остального неряшливого безобразия. Любопытство подталкивало его осмотреть странную круглую печать, нагроможденную поверх каменных створок. Однако отнюдь не это завладело его вниманием. Буквально через несколько мгновений воздух вокруг затрещал от напряжения, за взметнувшимися клубами пыли кратер осветила яркая вспышка, а следом за ней в воздухе зависла золотистая выпуклая сфера, перемежаемая голубыми отблесками. За завесой сферы как будто бы что-то скрывалось, однако Йен, руководствуясь мерами предосторожности, решил все-таки выдержать безопасную дистанцию. Интересно, какая дистанция могла считаться безопасной, когда дело доходило до неожиданно материализовавшегося шара посреди пещерного кратера, устланного костями (вероятнее всего, человеческими)?
Тем временем скопившаяся у самого низа синеватая плотная энергия привела странную сферу в движение, шар начал вращаться вокруг оси. Дарклин не знал, как ему реагировать на это странное чудо. В его сознании любопытный мальчишка тут же подначил Йена бросить в сферу чем-нибудь, да потяжелее и отбежать подальше. Однако лучник все же сумел взять под контроль странные мысли. К тому же руки его все равно были заняты.

Теплая исцеляющая магия медленно расползалась по плечу и боль отступала с каждым вдохом. Озираясь, Жойен смог приметить, что неведомая тварь, в чье пустующее логовище он угодил, не была сильно избирательна в пище. Среди черепов, валявшихся то тут, то там, попадались и останки существ с клыками, похожими на волчьи или даже медвежьи, и небольшие челюсти с плоскими зубами у основания - молярами, верный признак травоядных. На костях то тут, то там виднелись обрывки залитого старой кровью меха. Так что животными обитатель этой пещеры явно не брезговал. Но черепов, похожих на человечьи, было немало.
Клок ткани, что парень вырвал в спуске, теперь зиявшем в высоченном потолке черной дырой прямо над озером, хранил свои тайны. Это был небольшой шерстяной лоскут, явно вырванный откуда-то наживую, совсем не ветхий, только промокший от неожиданного купания вместе с Дарклином. Теперь, когда его можно было разглядеть подробнее, стало ясно, что он скорее зеленого цвета, хвойного, настолько густого, что в неверном освещении, и еще и намокнув, мог показаться и черным. Кто его оставил - было не ясно, но видимо, это произошло относительно недавно, ведь пока ткань не успела ни истлеть, ни даже обтрепаться больше, чем распасться на несколько ниток по линии отрыва. Впрочем, никаких следов самого владетеля одежды, откуда этот лоскут был выдран, Дарклин не обнаружил.

Массивные каменные врата выглядели слишком тяжелыми, чтоб пробовать их открыть без какого-либо потайного рычага, а сфера продолжала безмолвно вращаться на своем нематериальном пьедестале и далекие тени, скользившие под ее золотой оболочкой, превратились в неясные клубы дыма, словно наполнившие ее изнутри. Пожалуй, с этими перекатывающимися в ее глубине завихрениями, ее можно было даже назвать красивой. Ничего более не происходило, и он был предоставлен сам себе.

Под ногами неаппетитно хрустели останки неудачливых консументов. Кажется, что здешний ужас не брезговал любой дичью, в том числе и человечиной. Первой здравой мыслью, промелькнувшей в голове у Дарклина, было притаиться на случай, если хищник все-таки объявится в пещере, однако, бросив оценивающий взгляд в сторону огромного исходящегося свечением и вращающегося шара, лучник здраво рассудил, что более приметного знака придумать будет тяжело.  
Странная светящаяся сфера нервировала, но вроде не собиралась взрываться или атаковать пришельца. По крайней мере пока… Странная плотная дымка, тлеющая внутри, тем не менее вызывала настороженность и заставляла переосмыслить свои последние предположения. Вдруг и вправду взорвется? Дарклина все еще беспокоило то, что энергетический шар зачем-то вращался вокруг своей оси, как будто бы обещая, что вот-вот должно произойти что-то неожиданное. Неизвестность пугала, безропотное ожидание сдавливало жесткими тисками расшалившиеся нервы.
Не отнимая левой руки от ушибленного места, лучник решил продолжить осмотр территории, аккуратно – злить обитателя пещеры своим присутствием не хотелось. Издалека Дарклин сумел прицениться к тому месту, из которого он так неосторожно вывалился намедни. Штольня, из которой он попал в пещерное озеро, располагалась довольно высоко, так что стратегическое отступление через нее не представлялось более возможным. Жойен, кажется, припоминал, что в промокшем мешке где-то точно завалялась веревка, однако никакого уступа или подвеса, чтобы перекинуть ее, он не заприметил. Более того спуск показался Дарклину довольно быстрым, но не думалось ему, что он сумеет взобраться по колее обратно вверх. Определенно стоило поискать другой выход.
Как будто бы в насмешку отвесные лучи полуденного солнца пробивались в котловину, напоминая о том, что путь наружу прямо под носом.
Отняв руку от более не ноющего плеча, Жойен решил сбросить с плеч потяжелевший от воды балласт. Отойдя немного поодаль, мужчина принялся раскладывать свою нелегкую поклажу. Наплечный колчан был перевязан на пояс, а лук пристроился у выщербленной из камня стены. Наземь отправились наплечная сумка, чудом уцелевшая при спуске по подземному аттракциону лютня (в отверстии розетки тем не менее хлюпала вода, да гриф подозрительно поскрипывал), кожаная кираса, значительно истрепанная после встречи с паучьим отродьем, и наручи ей вслед. Темная туника, потемневшая от влаги, также покинула продрогшее тело. Лучник попытался насухо выжать вероломный предмет одежды, однако ситуацию это изменило ненамного. Дарклин знал, как можно излечить большую часть внешних ранений или ушибов, однако бороться с подступающей простудой он не умел. Тем не менее, к своему большому удовольствию, Жойен сумел отыскать в недрах поклажи едва тронутую влагой сменную рубаху, которую торопливо натянул на влажную кожу. Сапоги пришлось также снять и вытряхнуть из них скопившуюся там воду, благо охотничий нож все еще твердо сидел в креплении на ноге – так некстати пришло осознание об утерянном ранее кинжале, отозвавшееся какой-то неясной неприятной эмоцией. Кинжал был добротным, прискорбно было лишиться его при таких обстоятельствах.
Заталкивая яро сопротивляющиеся такому отношению вещи по отсекам наплечного мешка, лучник вновь обратил внимание на выдернутый из люка шмат ткани, который он неосторожно бросил наземь к остальному инвентарю. Истрепавшийся по краям лоскут все же имел достаточно приличный видок. Дарклин не мог похвастаться обширными знаниями портняжного ремесла, однако не стоило сомневаться, что ткань была не настолько древней, скорее даже, принадлежала кому-то, кто был здесь относительно недавно в обозримом отрывке времени. Возможно, что владелец этого одеяния тоже свалился в темный лаз, попавшись в ловушку вращающейся на месте плиты в усыпальнице, однако никого похожего в округе, увы, не наблюдалось. Разве что его недавний знакомец у озера, который так радушно поприветствовал новоиспеченного гостя радушным оскалом. Дарклин обернулся через плечо в сторону озера, где по-прежнему восседал неподвижный «привратник», и тотчас же ощутил, как по спине пробежало колючее стадо мурашек – то ли от холода, то ли еще от чего… Антропоморфные черепа, обглоданные неизвестным зверем, тоже были не в счет: тут установить принадлежность уже совершенно не представлялось возможным, оставалось только гадать. Повертев отрез в руках и так и эдак, Йен не сумел найти более никаких подсказок, а потому затолкал находку вслед остальной поклаже, отчего его мешок теперь больше напоминал вздувшийся от натуги желудок какого-то крупного животного.
Бродить по пещере не было совершенно никакого желания, руки и ноги, казалось, все еще были скованы леденящим холодом. Мужчина поднялся с колен, подобрал длинный лук, примостившийся у стены, и, приложив руку к стене, двинулся в сторону торца напрямик к массивным вратам. Было трудно поверить, что обтесанные скалы котловины были творением рук человеческих. Грубая, но тем не менее кропотливая работа. И все ради чего?
Врата были огромными, тяжелыми на вид, да и что-то подсказывало Жойену, что, даже обладая недюжинной силой, он не сумел бы их так просто отворить. Круглая каменная печать аккурат по центру притягивала внимание. Очертив древком лука алеющий на портике мозаичный узор, Дарклин вновь взглянул на странную вращающуюся сферу. Может быть, ей действительно лучше взорваться: авось вынесет эти двери взрывной волной?
Мечтать было не вредно, однако бездействовать – еще как. Ни на что особо не рассчитывая, Дарклин толкнул пару раз плечом массивные створки, а после приложился ухом к дверям. Слух его был, увы, не таким чутким, как зрение, однако лучнику тем не менее было любопытно, что же все-таки находилось по ту сторону неизвестности.