Селение на скалах

Первое сообщение в теме :


Это не отдельная секта или что-то подобное… Просто когда-то люди решили строить дома на скалах…

Ее ожидание было чем-то привычным, нельзя было сказать, что это привычное ее не беспокоило, но это было яснее и понятнее, чем многое из того, что происходило с ней ранее. Она словно вернулась в прошлое, где ее неразрывно, непрерывно и неизбежно связывал с хозяином ошейник, который постоянно напоминал ей о том, где ее место и как мало ей дозволено. Но привычное, не значит желанное - где-то в самых глубинах сознания Иллии едва ощутимо и незаметно вилась тонкая, словно волосок, обида: она так старалась, поверила и доверилась тому, кто спас ее от шайки, тому кто мимолетно одаривал ее едва ли заметным другим тёплом, но почему-то оказалась обругана.
Девушка уже дышала спокойнее, сердце ее перестало отсчитывать напряженные мгновения, взгляд уже не был стеклянным, а изредка блуждал по отсветам фонаря на дороге, не поднимаясь впрочем выше той невидимой линии, что заставила бы ангела шелохнуться. Она не понимала, как оказалась в такой ситуации, разум ее еще недавно скованный паническим страхом, едва ли только вновь начинал осмысливать происходящее. Тяжёлые мгновения, когда в ней говорили привитые годами рабской жизни, инстинкты выживания, прошли, заставляя теперь вернуться в томительную действительность. Она словно пыталась выбраться из липкой трясины: провалилась туда, едва испугавшись, потеряла опору и ориентир и просто барахталась, хватая ртом удушающий болотный газ, в который превращался воздух наполненный ее же страхом, инстинктивно хваталась холодеющими пальцами за случайные ветки и кочки, позволяя вбитым в неё сценариям поведения завладеть телом и разумом, но теперь будто бы одной ногой ухитрилась в трясине найти опору, и впервые дышала и пыталась понять что же случилось. И, оглядываясь назад, словно смотрела на себя со стороны, мучительно вспоминая действия, которые, казалось бы, не сама совершила, и со свинцовой тяжестью в голове принимала, что испугалась возможно больше, чем иной другой бы, но не могла не понимать, что то было подсознательным, животным страхом, вызванным не самой вспышкой эмоций Винсента и резкими его действиями, а теми сотнями, а может и тысячами вспышек воспоминаний, где на месте барда был маг.
Хозяина не было рядом, не было даже в этом мире, но она продолжала его бояться, продолжала видеть его в порывистых жестах и резких словах, в жестких интонациях и мало-мальски грубых прикосновениях - это он незримым кукловодом вынудил ее вновь превратиться в безвольную куклу.
Но ангел не смогла бы объяснить этого Винсенту, не смогла бы подобрать нужных слов, даже если бы тот попытался расспросить и понять, и уж точно не рискнула бы пытаться рассказать сама, потому что не могла не чувствовать за спиной спутника, как и за спиной любого встречного, призрака жестокого хозяина.
- Ты там долго стоять собираешься? - Иллия не столько слушала вопрос, сколько интонацию с которой тот был задан. Можно ли было сделать вывод, что запал спутника спал? Нужно ли было ответить? Или же это был вопрос требующий в ответ не слов, а действий? Девушка нервно перемялась с ноги на ногу, не решаясь ни ответить, ни просто промолчать, поэтому лишь сделала неуверенный шаг в сторону барда - этого ли он хочет? Не совершает ли она ошибку?
Взгляд девушки едва ли оторвался от дорожной пыли, чтобы в поле зрения попали хоть бы одни мыски ботинок спутника, словно те могли рассказать ей о том, чего она не видела, что боялась увидеть.

Интонация была удивленная, но Винсенту не пришлось прикладывать и тени усилия, что в голосе явственно зазвучало и усталое разочарование. Что бы не собирался он Иллисистсине показать, ради чего они отправились к этому мосту над пропастью, тифлинг передумал.
У него была своя история, и про свободу, и про ее отсутствие, рассказывать которую он не собирался, но кое-какие ее артефакты могли служить неплохой иллюстрацией, вот только девчонка была настолько в себя и свой жизненный опыт погружена, что Винса даже задевало, насколько она не любопытна к миру, окно в который, он для нее, по его представлениям, собой являл. Леро не сомневался в своей способности защитить сероглазую от всяческих напастей, и еще больше был убеждн в том, что являет собой желанного попутчика совершенно для любого (ну, если не считать хмырей вроде Ральфа), так что ее отношение действительно обижало. Вроде искренне старается помочь, вроде бы ни разу не причинил вреда, не повысил голоса, утешал, заботился, кормил и защищал. А она ведет себя с ним так, словно не сама выбрала присоединиться, а силой ее волокут.
Несмотря на то, что тифлинг выглядел совсем молодым еще паренем, за его плечами был жизненный опыт практически полной человеческой жизни, даже больше, учитывая, что он не землю пахал, сидя на одном месте, а метался по дорогам. Насмотрелся на всякое. Так однажды ему пришлось посетить разрушенный набегом кочевых варваров приграничный город. Выжженые дома, запах трупов, крики боли. Не было там семьи, в которой никто не погиб. Немногие оставшиеся в живых и не угнанные из города - дети, потерявшие отцов и матерей умирающие от ран или после пыток мужчины, пытавшиеся защитить свои дома от орды, немногие оставшиеся женщины, мало кто из которых не пострадал, бродящие среди догорающих остовов своих былых домов, боящиеся каждого шороха и замыкающиеся в своей боли - вот кого он там увидел.
Иллия была похожа на тех людей. Не внешне, конечно, нет. Поведением. Но Винсент явно видел сходство. Вот только два отличия: даже те истерзанные крысы, лишь вблизи похожие на людей, даже так были готовы хотя бы пытаться себя защитить, и это придавало их отчаянию какое-никакое чувство собственного достоинства, в отличии от Иллиситсины, недавно еще певшей о возвышенном и гибельном рывке к свободе. Некоторых бард мог вытащить из пдобного состояния даже без магии. Утешить, заменить им опустошающее горе на цель, беспомощность - на новый уклад, рутину, из которой складывался новый жизненный порядок. По сути, для того Скворцу и было велено посетить эти пепелища.  Он помнил, как оживали один за другим те несчастные люди, к которым он даже сочувствия искренне не испытывал. Кому-то помогали слова или песни, кому-то - простейшая немая забота, кто-то просто хотел высказать кому-то боль и, освободившись от груза жить дальше.
А вот у Иллии один круг апатичного отчаяния или парализующего страха только сменял новый. Это было настолько не по-человечески, что у него опускались руки.
Ангел, подглядывая за сапогами менестреля увидала, как те развернулись, и пятки в пару шагов покинули круг света от ее фонаря, неторопливо возвращаясь обратно в поселение.
- Идем. Если у тебя, Иллия, такая хорошая память, то потом вспомни и подумай вот про что, - проговорил Винсент, мерным голосом, в такт шагам. - Люди либо ломаются и гибнут, либо отрешаются от горя. Если ты не будешь демонстрировать подобной же гибкости, ты не сможешь с ними сосуществовать. Они умеют и забывать, и прощать, и то, что сделали с ними, и то, что они с кем-то делают. Тебе надо научиться общаться по-человечески, слышать других, а не только оценивать. А если ты думаешь, что Винсент собирается тебя бить или обижать, по уму было бы найти себе другую компанию. Кого-то добрее, терпеливее и великодушнее. - "И удачи тебе в том, светлая" -, мысль в голове тифлинга прозвучала откровенно издевательски, Леро ведь отлично понимал, что Иллия действительно считает, что он связан обещанием найти иглу в стоге сена. И даже если воспримет манипуляцию серьезно - скорее всего предпочтет ту воображаемую синицу, а точнее скворца, в руке потенциальным журавлям, кружащим где-то в вышине.

Кажется, она не ошиблась, может ее движение не было абсолютно правильным, но по крайней мере не ухудшило ситуации - девушка едва ли могла понять то, что творилось в душе и мыслях спутника. По ее разумению, она изо всех сил старалась подстроиться под барда, и та вспышка, что повергла ее в ужас, все ещё оставалась для неё загадкой. Впрочем, она не могла не радоваться, что страхи её не оправдались, что все жуткие воспоминания не приумножились, что призраки так и остались призраками.
Она послушно засеменила следом за Винсентом, когда тот, развернувшись, стал возвращаться в деревню. Их процессию окутывало какое-то давящее мрачное настроение, тяжёлые думы не отпускали Иллию, заставляя вновь и вновь прокручивать в памяти случившееся в мельчайших деталях - слова, действия, интонации, теперь когда она их видела словно немного со стороны, она все больше убеждалась, что бард вскипел из-за ее слов. Но она не переставала от этого считать себя правой, только сделала вывод, что при Винсе не стоит говорить подобного. А уж следить за своими словами она умела, у неё было время научиться. Вот только она знала, какие слова радуют, а какие злят хозяина, но нынешний ее спутник был другим - его она практически не знала, не предполагала, на что обратить внимание, а потому и допустила оплошность.
Когда бард заговорил, ангел едва заметно изменила ритм ходьбы, словно старалась ступать тише, чтобы даже слишком громкий шаг не помешал тому говорить, а ей слышать. Вот только то, о чем Винсент толковал, в мыслях девушки отзывалось сплошными противоречиями: она не была человеком, не умела ничего забывать, но и зла на мага за свои страдания не держала - видимо, по рассуждениям спутника она была сломана. И эта мысль окончательно выбивала из колеи - раз она сломана, значит что-то в ней не так, неправильно, не подходяще для мира… но когда она сама сказала ему об этом ранее, он разозлился… Не понятно.
Девушка тяжело вздохнула от этого непонимания и тут же осеклась, бросила быстрый взгляд на спутника - вдруг тот поймёт ее неправильно, вдруг снова сменит спокойный и размеренный тон на крик? Она не остановилась, не притормозила, просто стала чуть внимательнее, хотя казалось бы и так уже была на пределе осторожности, лишь фонарь предательски звякнул во вновь резко напрягшихся пальцах.
Однако, расчёт барда отчасти был верным - даже в такой ситуации девушка и помыслить не могла, чтобы искать какую-то другую компанию для путешествия, а уж путешествовать одной для неё было совсем недопустимым решением: ее настолько пугала невозможность защитить себя в случае опасности, что она была готова снести и умеренный гнев барда, и грубость Ральфа, и многое прочее, что смутило бы любого разумного человека в их совместном путешествии, только бы не оказаться совсем одной, даже без такой, возможно, не очень надёжной, но защиты. А потому…
- Простите… - тихо и растеряно проговорила Иллия, в ответ на последний упрёк Винса, хотя и не совсем понимала, за что именно на этот раз…

Вскарабкались на самый верхний ярус деревеньки, врубленной в утесы. Винсент шел молча. Со стороны можно было подумать, что он весь погрузился в эту их с Иллиситсиной размолку, но на самом деле он еще в начале обратной дороги сперва поразглядывал ночную долину у подножия скал, решил, что вечерняя прогулка сама по себе благо, и ныне был совершенно занят мысленным подбором рифмы к слову "наёмник" для скабрезного куплета, что вот-вот был готов сорваться с пера на бумагу и в кабацкую песенку. Только вот в голову ничего не приходило, кроме как откровенно не подходящих "томно", "паломник" и "нескромно". Сама мысль ему закралась, когда он подумал о Эветт и Ральфе, оставшихся в доме, а пока Иллия плелась сзади, тифлинг мог особо и не следить за тем, что ей там видится в его затылке и не строить из себя расстроенного. Он был действительно разочарован ее поведением, но циклиться на переживаниях ангела не собирался, хотя бы ради сохранения собственного душевного покоя. В его представлении он действительно старался для сероглазой, и если бы начал прокручивать в голове ситуацию за ситуацией, просто бы начал приходить к выводу, что девочка, при всей ее доброте, и благословенной магии просто не способна даже на тень благодарности, считая, что ею как-то все вертят, подразумевая так или иначе ее на свой лад применять. Вот только чтоб ее бить, обижать или к чему-то принуждать без действительной необходимости, не надо было ее ни пытаться утешать или прививать хоть какую-то самостоятельность, да и одевать попрактичнее или развлекать в дороге - тоже не нужно было.
Даже рядом он ее заставлял держаться - тоже из сочувствия, чтоб бандиты в церкви не напали. Так что в его собственных глазах совесть перед Иллией у Винса была чиста, и он не хотел замыкаться в дурных мыслях, досадуя, что девушка ничего того не ценит, хотя всем своим видом и всеми оговорками постоянно давала понять, что хорошего отношения к себе толком никогда не видала. Винсент знал за собой склонность к довольно тяжелой и черной озлобленной меланхолии, и всеми способами старался избегать часов, перерастающих в дни, когда хочется только пить, смотреть в стену, да срываться на каждом, кто оказывается между ним и вином. Или той стеной, созеркцанию которой решил посвятить день.
Вот и отвлекался как умел, придумывая пошлый куплет, вдохновленный виденным сегодняшним вечером сюжетом: сочная пекарша рада заглянувшему в гости наемнику.
Дверь дома оказалась не заперта, на кухне оставался хлеб, стол был все так же накрыт, но ни Ральфа, ни Эветт не было видно. У порога тифлинг проверил, чтоб дымка иллюзии продолжает всем сообщать их с Иллиситсиной "семейное" сходство, и, обернувшись, проверить, что сероглазая не отстала, вернул себе скорбный вид, долженствовавший ей сообщать о его глубоком разочаровании и обиде.
Он вернулся, на то же место, где сидел до того, и проверил стаканы отсутствующих - у Эввет еще было налито, а значит, женщина ушла из-за стола спотнтанно.
Откинувшись на стену спиной, бард налил себе еще бражки, отпил, и продолжил еле слышно бормотать, едва размыкая губы:
- "Неуёмна"... "Никчемный"... "Тёмный"...

Всю дорогу ангел продолжала молчаливой тенью следовать за бардом – она не осмеливалась ни догнать того, ни отстать, лишь старалась семенить в темпе, позволявшем ей сохранить установившуюся до этого дистанцию. О том, чтобы попытаться что-то сказать, у неё тем более и мысли не было, казалось их с Винсентом «отношения» резко откатились к самому их знакомству, словно и не было той пары дней, которые словно бы должны были их немного сблизить.
На самом деле, какой бы спектакль не пытался играть Винс, ему достался самый неблагодарный для того зритель, потому что простое человеческое общение ангелу было практически чуждым, то время, когда она его знала было так далеко в её прошлом, что казалось детскими фантазиями, даже невзирая на особую её память. В доме хозяина ей общаться было не с кем: маг считал её не более чем удачным и полезным экспериментом и лишь поощрял (вольно и невольно) все то в её поведении, что сейчас раздражало спутника, да и от прочих немногочисленных рабов в доме мучителя девушке обычного общения видеть не довелось: в их глазах она была любимой игрушкой хозяина, а ещё не была человеком – потому что тот сам любил бахвалиться тем, как «создал» её, не перед слугами, конечно, но у тех были глаза и уши. Поэтому пока остальные слуги и рабы дома поддерживали друг друга, помогали, иногда строили козни или ругались – она оставалась в стороне, потому что всем окружавшим её было удобно не видеть в ней человеческого. И потому её мир оставался черно-белым, её слова всегда тщательно выбирались перед тем, как слететь с губ, а любое изменение настроения собеседника говорило лишь о том, что она доставляет или не доставляет тому неудобства. Вот и теперь улавливая недовольство барда, Иллия пыталась понять, что могла сделать не так, неправильно, но совсем не рассматривала варианта, что это «не так» может быть связано с её мироощущением, потому как это уже давно никого не интересовало, и она лишь искала способ «подстроиться» под желания спутника, чтобы избежать напугавшей её резкости.
Нырнув за бардом в дверной проем, девушка не стала возвращаться за стол – её не звали и не приглашали, но и куда себя деть тоже не знала, поэтому просто осталась возле одной из стен, словно ждала, что Винс махнет рукой: «А налей-ка мне ещё!» - и ей только и останется, что подскочить и исполнить сказанное, в надежде исправить так и непонятые грехи.

В какой-то момент, когда Винсент поднял голову и увидел Иллиситсину, тулящуюся у стены с жалким, потерянным видом, он не сильно удивился. Бард поглядел на девочку, не знающую, куда себя приспособить, и уточнил:
- И в чем сейчас дело? - он потер лоб. - Иллия, Винсент не может и не хочет тебе указывать каждую простую вещь. Ты не младенец уже, а он - не нянька, чтоб бдить, что ты делаешь в каждый момент. Встала, села, поела, поспала... Он готов позаботиться о тебе, но не будет контролировать, чтоб ты этой заботой пользовалась. Мне не с руки тебя с ложки кормить и в одеяло каждый вечер кутать. Хочешь со Скворцом путешествовать - заботься о себе сама. Он тебе для этого готов дать, все что сможет, но есть и предел его силам. Понимаешь? Винсент не будет тебя переставлять с места на место. Так девчонки в куклы играют, но куклы сами не шевелятся, и Винс - не девчонка для подобных забав.
Впрочем, ночевка, раз хозяйка... "занята", как ехидно полагал тифлинг, опираясь на собственный житейский опыт, сама себя действительно не организует. А день был долгим. Леро всласть потянулся, огляделся и споро собрал со стола грязную посуду - минимум, который гостеприимной женщине он считал себя обязаным. Сгреб несъеденные припасы и накрыл их показавшимся ему чистым полотенцем, проверил печь, чтоб не угореть и угли не повысыпались, а потом расправил овчины, устилавшие лавки. Поплескал себе в лицо водой, смывая дорожную пыль, и вспомнил еще одно позабытое дело.
Коснувшись своего кольца, он добыл на свет изящный гребешок. Тот самый, что давеча украл из фургона эльфийки для Иллиситсины. Погибшей-то он все равно без надобности, а такой безделицы вряд ли кто-то хватится. Убедился, что ни один темный волос не запутался в его зубьях, и протянул девочке.
- Кстати, вот, держи. Ты ж хотела гребень.
Затем достал свое одеяло, подложил под голову свернутый плащ, и устроился на одной из лавок, на овечьих шкурах.
- Будешь ложиться - погаси свет. - попросил он. Как бы не дружен был неопалимый с огнем, пожар устроить тут даже случайно не хотелось. - Спокойной ночи.

Ангел заметила, когда взгляд Винсента перешел на неё, едва заметно напряглась, может даже насторожилась, понимая, что сейчас может получить какие-то указания, замечания или же пояснения по произошедшему ранее. Но тот завел речь о её поведении, Иллия слушала внимательно, изредка кивая в моменты, когда это было уместно, хотя вид у неё был немного озадаченный. Кажется, что более ранняя её неудача была забыта или пока отложена, а из монолога мужчины ангел сделала вывод, что может без опасений выполнять действия, связанные с повседневной жизнью: по своему желанию есть, пить, или искать место для ночлега. По крайней мере этот набор инструкций был ей понятен в большей степени, чем суть предыдущего конфликта.
Немного вдохновившись этой речью, и кажется, наконец, успокоившись в отношении пережитой ранее вспышки недовольства, она даже попыталась немного поучаствовать в уборке посуды, да с укрыванием оставшейся на столе снеди, правда, по-прежнему молча, и может немного неуверенно, недоверчиво, словно сказанное Винсом ранее могло оказаться не тем, чем показалось ей. Впрочем, никаких проблем это на неё не навлекло, даже напротив – в её руках оказался красивый, изящный гребешок. О красоте этой вещицы в представлениях ангела было легко судить по тому благоговению, с которым она на него смотрела, первые мгновения даже не решаясь потянуться к нему. Неужели такая вещь и для неё? Не было ли это испытанием или проверкой? Девушка несколько раз коротко глянула в лицо барда, словно выискивая подсказки, убеждаясь, что правда может взять гребешок себе. И только после небольшой паузы, осторожно коснулась того пальцами, заметно дрожащими от волнения, неуверенно приняла неожиданный подарок и бережно прижала тот к груди.
- Спасибо!
Пока Винсент готовился ко сну, ангел пыталась осознать свое неожиданное счастье – отошла с гребешком к свету, и разглядывала тот, поводя пальцами по каждому его зубчику. При более внимательном рассмотрении можно было заметить, что гребешком уже какое-то время пользовались, но Иллия этого не замечала, да и если бы заметила, то её бы это не смутило – получить в дар пусть даже и использованную ранее, но такую необычную для неё вещь, уже было удивительным. Она даже не сразу решилась провести гребешком по своим волосам, словно боялась, что этим может его испортить, но все же не удержалась. Зубчики шли по тонким волосам девушки, то и дело упираясь в не видимые глазу узелки, что напоминали об их долгой дороге и отсутствии гребешка в арсенале девушки ранее.
Когда ангел закончила битву с волосами, бард уже улегся спать, заняв одну из лавок. Она понимала, что ей тоже стоит отдохнуть, хотя и чувствовала себя некомфортно от необходимости «хозяйничать» в чужом доме. С другой стороны, хозяйка оставила их без присмотра, так что возможно все же допускала такое поведение. Немного потерзавшись внутренними сомнениями Иллия все же последовала примеру барда: спрятала в кольцо гребешок и достала оттуда свой плащ, улеглась на скамью и уже хотела закрыть глаза, но вспомнила о наказе потушить свет. Не могла его не выполнить, потому поднялась и затушила все источники пламени. Возле последнего фонаря призвала в ладонь огонек, чтобы в его блеклом свете вернуться к лавке, но, вернувшись, не обнаружила там своего плаща. Уже хотела испугаться и расстроиться, но быстро сообразила, что тот скорее всего просто сполз со скамьи – так оно и оказалось. Наклонившись, девушка довольно быстро нащупала пропажу, но вместе с ним вытянула из-под лавки и какой-то пергамент – в неясном свете огонька прочла, написанное на том заклинание, а как только закончила чтение свиток просто исчез, словно был предназначен именно для неё. «Монетка?» - неуверенно подумала девушка, вспоминая свое легкомысленное желание, и слова со свитка, что должны были заставить «и фонари, и стулья ходить самостоятельно». Иной бы сразу проверил, но ангел была слишком осторожной, а потому лишь подивившись странному совпадению, вскоре уснула, с мыслью, что ещё попытается воспользоваться этими словами.

Утро в этом доме начиналось еще затемно - сказывалась профессия хозяйки. Винсета разбудил скрип половиц, шорох одежды и, кажется, стук кресала о кремень. Тифлинг сонно поднял голову, оперевшись на локоть и увидел, как Эветт, склонившись к горнилу, высекает искру на трут.
- Спите, сколько получится. Мне делами надо заниматься. - шепнула женщина. Но тут же со скрипом вытащила заслонку в дымоходе и начала раздувать пламя. Бард, чуть шевельнув рукой, поддержал язычки и заставил их перескочить на дрова. За ночь дом остыл, и она куталась в теплую кофту. Ральфа видно не было. Потянувшись, бард сел, бросил взгляд на лавку, где была Иллия, еще раз поглядел на лицо пекарши, подмечая глубокие тени, только подчеркнутые скудным освещением - признак того, что ей самой сна не хватило. За незакрытыми на ночь ставнями намечался самый ранний рассвет.
Эветт сняла чистые холстины со стелажа недалеко от печи, под которыми обнаружились заготовленные загодя колобки из теста, поставила греться котел с водой.
- Спи говорю, щебетун.
- Винсет может с чем-то помочь?
- Может не мешаться под ногами. Сварю вам каши.- ответила она. Но менестрель уже протер глаза и поднялся с места. Говорили тихо, чтоб не тревожить девочку, но хозяйственные звуки было не скрыть. Все равно такая ночевка была уютнее, чем в поле. Эветт запалила фонарь и повесила его на крюк, но Винсу показалось, что ей тот свет и не нужен был - она прекрасно в своем хозяйстве ориентировалась. - Можешь за водой сходить, вашу скотину напоить заодно. Колодец там рядом.- шикнула она на подошедшего Леро. Он так и поступил. Ведра нашлись у самых дверей. Тифлинг высунул нос на улицу, в морозное горное утро, призвал согревающую магию и вышел за порог.
Колодец оказался глубоким, с цепью вместо веревки, видимо, для прочности. И возле него уже толпились какие-то местные жители, подозрительно на него уставившиеся. Скалясь, как ясное солнышко, Винс помог одной старухе поднять воду, потом дождался своей очереди, и, уже с полными ведрами пошел проверять ослов. Те лежали, греясь друг о друга, и судя по всему, их ночь тоже прошла благополучно. Кинув им небольшую вязанку хозяйской соломы, он наполнил поилку, к которой тут же прицокали три молочных козы, и вернулся к колодцу. Умылся, и, снова набрав воды, вернулся в дом. Эветт уже укладывала будущий хлеб в печь, а в котелок успела засыпать крупу.
- Куда дальше пойдете?
- Ральф ведет. - ответил бард.
- Этот заведет. - пекарша закатила глаза, хмыкнув, но без осуждения или злобы. - Ты девочку свою береги. С его хозяйкой - там история темная.
Парень взметнул брови.
- В смысле.
- Не знаю. Просто как есть говорю.
- Винсенту леди показалась очень с ней ласковой. - забросил он осторожно удочку.
- Ну, значит, ты дурак!.. Думаешь, он бы по своей воле... - прошипела Эветт, но договорить не успела.
Тут раздались тяжелые шаги. Неся кольчугу на плече, мечник протиснулся в кухню, хмуро огляделся и сразу направился к одному из ведер, что притащил бард. Не стараясь вести себя тише, зачерпнул воды и жадно напился, потом, зыркнув злобно на Скворца, неловко приобнял женщину одной рукой, словно не мог не проявить к ней хоть какой-то ласки, но при том его бесила сама мысль, что у того есть свидетели.
- Едим, благодарим хозяйку, собираемся и выходим.
- Я кашу поставила. - сообщила и ему Эветт и загрохотала мисками, вновь собирая на стол. - Спасибо, что прибрала вчера, милая моя. - заслуги по приведению кухни в порядок вчера были записаны на счет ангела. Видимо, она считала, что мужикам до такого дела нет в принципе. Винсент не возражал.  Беловолосый отправился на улицу.
- Я тебе все сказала! - Эветт сразу же подбила итог перешептываний чуть раньше. - И учтите, там, куда идете - место полное всякого лихого люда.
Тифлингу было сложно представить люд более лихой, чем тот же Ральф, или та банда, что их стараниями полегла в старом храме, но он учтиво ответил:
- Спасибо за советы, Эветт. Винсент будет учитывать. Иллия, доброе утро!

Возможно, сон ангела и был бы беспокойным, но она настолько утомилась и дневным переходом, и нервным беспокойством, порожденным неожиданной размолвкой с Винсентом, что просто словно бы отключилась. Кажется, что за всю ночь она даже и не ворочалась ни разу – как уснула, в той позе и проснулась, да и проснулась она не то от звуков, не то от заметного онемения в руке, что она засыпая подложила под голову. Но проснувшись, Иллия не шевелилась, да и глаза не открывала, только прислушивалась к происходящему, она не думала, что сможет поспать еще, но и «путаться под ногами» не хотела, а в том, что так и выйдет не сомневалась, если уж даже Винсент получил подобное замечание от хозяйки.
Только когда хлопнула дверь, а хозяйка, судя по звукам, окончательно занялась готовкой, девушка аккуратно переложила занемевшую руку – она все ещё пыталась понять, намерения Винсента, высказанные и нет. И если с задачей «позаботиться о себе», она ещё примерно понимала, как нужно справляться, хоть и не предполагала где может быть граница того, что она может делать без разрешения, то «позволить себе быть»… Она не понимала, что могли означать эти слова, она определенно была, была жива и здорова, даже сыта, а сейчас даже почти отдохнула, но это не значило, что её присутствие было правильным для мира, даже для родного, а уж для этого. Или напротив, для этого мира её существование не было проблемой?
В задумчивости ангел нахмурилась и приоткрыв глаза уставилась на доски пола, и почти тут же услышала:
- Иллия, доброе утро.
Ангел, повернулась на звук и коротко кивнула:
- Доброе утро, - теперь ей было неудобно от того, что она словно бы обманывала, что спит, некоторое время до этого, потому довольно скоро отвела взгляд, но сонно потерла глаза и прикрыла ладошкой настоящую зевоту. Усевшись на лавке, она окончательно поняла, что хоть и удалось поспать в тепле и уюте, на лавке, а не на земле, окончательно отдохнувшей она себя не чувствовала, наверное, копила усталость за несколько дней куда сильнее, чем проворный Винс и сильный Ральф. В доме начинало вкусно пахнуть свежим хлебом, который до этого все утро занимал хозяйку, девушка рассеяно пригладила сбившиеся за ночь локоны, по привычке разбирая те пальцами, словно и забыла о гребешке, что так восхитил её перед сном. Она чувствовала опасения, скрытые в словах Эветт, вот только не знала, только ли она боится этих недомолвок, хотя, кажется, и бард услышанным озадачился. Илия спрятала свой плащ в кольцо и вопросительно осмотрелась, ожидая, что её сейчас о чем-то попросят.

Серьезная, растрепанная после сна, Иллиситсина показалась чертовски милой обоим - и Эветт и Винсенту.
Бард, то ли отойдя после вчерашней вспышки, то ли продолжая изображать заботливого брата, подошел ближе и легко и ласково потрепал ее по голове, сводя на нет все попытки ангела пригладить волосы., а женщина приветливо ей улыбнулась, снова посуровела, переведя взгляд на Винса и прибавила тем же торопливым шепотом:
- А не придется учитывать, если бы ее не впутывать.
- Винсент о ней позаботится, - возразил тифлинг, - И защитит.
Эветт фыркнула насмешливо:
- А сможет защитить-то? Ты себя-то защитить сможешь? - Леро понял, что она сравнивает его с громилой-Ральфом, в пользу последнего, и снова пожалел о том, что как пес послушного Бъйоркуса с ними больше нет. Он не скорбел по минотавру, отлично зная, что тот при жизни был максимально неприятным персонажем, грубым и жестоким задирой, но в своей магии, превращавшей даже таких в покорных и рабски преданных, не сомневался. Можно, конечно, было попробовать повторить этот трюк и с мечником, но, в отличии от рогатого, в беловолосом чувствовался стержень, крепкая воля, а по ту сторону холодных глаз скрывалась несвойственная этой когорте проницательность, так что это могло бы оказаться сложнее в разы. Леро не был трусом или слабаком, но понимал, что если дойдет до прямого противостояния с Ральфом, на силу полагаться нельзя, и даже преимущество в скорости будет не таким уж и большим подспорьем. Кроме того, воин, конечно, плута насквозь не видел, но Скворец не обманывался, что тот не разгадал природу внезапной дружбы Бъорка с залетным проходимцем, просто, по каким-то своим соображениям, не имел ничего против. Так что это был план на самый крайний случай. А голос Эветт, хлопочащей у печи, чуть потеплел: - Скорее это она тебя защитит. И вообще, - она выпрямилась, откинув волосы со лба. - Что за дурацкая манера, себя по имени звать все время?
- А он просто рассчитывает, что когда допрыгается, по морде какой-то другой Винсент получит. - Вернулся в кухню Ральф, словно учуяв, что разговор о нем шел.
Винс улыбнулся, решив не дать испортить себе настроение с самого утра:
- А вдруг сработает, - он подмигнул Иллии.
- Так, а ты давай, раз проснулась, беги умывайся и помоги мне, - подключила пекарша девочку. - на стол сейчас соберем и позавтракаем все. - Винсент и Ральф на это в ее глазах годны не были, а вот Иллиситсину подключить к хозяйственным хлопотам - самое дело.

Пока ели - в дверь то и дело стучались соседи, когда Эветт открывала и удивлялась, что сами за хлебом пришли, она б занесла, как всегда, тянули шеи, как гуси, пытаясь разглядеть гостей: в деревне сплетни - первейшее развлечение. Но дальше порога хозяйка никого не пускала. Потом начали собираться в дорогу. Ослы быстро были вновь навьючены, в дорогу от гостеприимной женщины получили немного свежих припасов. К ее неудовольствию, Ральф снова держал себя сухарем, прощание оказалось скомканым. Вышли, провожаемые взглядами селян, к мосту и пошли в обход. Дорога вела в гору, петляла между скал и не обещала быть легкой. Вдобавок, несмотря на поднявшееся солнце - чем выше оказывались, тем прохладнее становилось, а когда шли в ущельях - задувавший в лица ветер не добавлял уюта. Ральф сказал, что скоро начнутся снега, причем без перехода, сразу как перейдут ущелье. А когда перед ними открылся вид на заснеженную долину, менестрель объявил привал, и принялся одеваться потеплее. Ослов укрыли попонами.

Иллия немного растерянно вновь пыталась пригладить пряди, которые бард растрепал своим легким ненавязчивым жестом - ей не было понятно, пытается ли тот играть на чувствах Эветт, судя по словам и интонации проникшейся необъяснимой симпатией к ангелу, или же просто продолжает играть придуманные им роли брата и сестры, но будь то хоть так, хоть эдак она слукавила бы, сказав, что ей совсем неприятно подобное внимание. Оно было непривычным, чуждым и может от того немного обременительным, но совсем не неприятным - ангел не то смутилась, не то нахмурилась и отвела взгляд от женщины и Винса, сосредоточенно перебирая пальцами. Она ни при каких условиях не рискнула бы вмешаться в беседу, хотя та и касалась ее напрямую, но и делать вид, что не слышит или не понимает, о чем идет речь, тоже не могла, потому лишь скромно кивнула, безмолвно поддакивая бардовскому «Винсент ее защитит». Может, она и испугалась и не поняла того вчера, но в это почему-то верила, ведь тот взялся отстоять ее перед бандой, даже когда они не были знакомы вовсе, а сейчас у них как будто бы был уговор, несуразный и куркузый, как все попытки Иллии к самостоятельности, но все же.
Но когда в спор вмешался Ральф, ангелу стало окончательно неуютно, так что она даже рада была исполнить наказ про умывание и помощь - так у нее был повод избежать пребывания между молотом и наковальней, в которые превращались мужчины, стоило им вступить в словесную баталию.
Умывшись, девушка как могла старалась помочь Эветт с завтраком, и получалось у нее это не совсем уж худо, сказывался опыт жизни в доме мага, там она многому понахваталась у прислуги, стараясь хоть как-то установить связи с другими обитателями поместья, хоть это и оказалось бесполезной затеей - никто из «настоящих» ее, «куклу» так и не принял. В общем, со столом управились быстро, да и с завтраком тоже, хотя хозяйка и отвлекалась постоянно на гостей-покупателей. Было даже немного грустно расставаться с этим суетливым уютом незнакомого дома, с печальной историей, но выбирать не приходилось.
Уже у моста, когда даже селяне начали расходится, так и не удовлетворив своего любопытства, ангел обернулась назад, встретилась взглядом с Эветт все ждущей, когда их процессия скроется за очередным изгибом горной местности, и что-то тихо шепнула, прижав ладони к губам. Если бы Винсент был внимателен, то мог бы почувствовать всплеск светлой магии, но тот был довольно слабым и быстро исчез, а Иллия, резко развернувшись, поспешила нагнать ослов и спутников.

Местность их окружала хоть и живописная, но не слишком приветливая - холодная и ветреная, она довольно быстро заставила ангела зябко поеживаться, а потом и вовсе прям на ходу укутаться в плащ, который казалось еще хранил тепло их ночевки и запах свежего хлеба. Снег, что ждал их впереди, завораживал ее взор, но и пугал пробивающимся под одежду морозом, а еще напоминал о льдистой натуре ее матушки, навевая грустные думы, что сложно было отогнать мелкими делами, с которыми она пыталась помочь на привале.

- Сестрица, милая, - на привале бард был с Иллиситсиной довольно любезен. Тем утром она все-же умудрилась приласкать его самолюбие, как погладила за ухом кота, когда сосредоточенно кивала, соглашаясь с тем, что "брат" ее защитит. У Винсента было такое ощущение, словно она что-то все-таки да поняла из сказанного предыдущим вечером. - Ты бы оделась тоже теплее. - все для того необходимое было куплено для ангела еще в городе, благо тифлинг знал, куда им предстоит отправиться. Воин тоже утеплялся - надел шерстяную тунику под стеганку, шерстяную накидку на кольчугу, приладил к плащу теплое меховое оплечье, накинул на голову капюшон и выглядел, как злодей из сказки - высокая, широкоплечая мрачная фигура с практически скрытым лицом.
- К вечеру выйдем к одному домишке, хозяин не прочь, когда у него путники ночуют. Пригодится, как ты языком метешь, фигляр, - пробурчал он. - За постой берет байками.
- А чем Эветт взяла? - злобно зыркнул Винсент, отлично понимая, конечно, что гостеприимная женщина не заслуживает грубостей в свой адрес, но за "фигляра" и не подумал сдерживаться. - Спасибо, что расплатился за нас всех.
- Слышь, - оскалившись Ральф шагнул ему на встречу, сжав кулаки, но Винсент, предвидя маневр поднял руку с алеющим в ладони жаром, готовым сорваться на встречу мечнику огненным заклинанием.
- Пара добрых слов да под одеялом подрыгаться, такие траты! - прибавил Леро.
- Когда сделаем дело, я твой язык вырву голыми руками, видит небо. - прошипел Ральф, - И тебе в задницу затолкаю.
- Обещай, что получишь от этого удовольствие. Хотя бы от попыток. Раз уж вчера так страдал.
- Поверь, огромное.
Угрозы громилы тифлинга заботили меньше, чем должны были бы, хотя он и понимал, что каждое их слово тот цедит вполне серьезно. Но и его самого раздражали грубости беловолосого, даже когда поводов к ним не было. Он, конечно, развлекался этим противостоянием, там, где оно еще бывало шутливым, но каждой из них в своих глазах, конечно, не заслуживал.
Переругавшись снова, дальше шли молча.
Снег вступал в свои права, холодало с каждым шагом, и вскоре они вошли в царство холода и метелей. Сперва брели по заснеженному каньону, кое-как укрывавшему от метели, в полусумраке от застилавшго небо снега, но еще не начало вечереть, когда увидели небольшую тропку в снеге и Ральф, не задумываясь на нее свернул. Да даже не тропку - ее-то занесло, зато несколько резных статуй отмечали путь между голыми замерзшими деревьями. Поднялись на холмистое плато, следуя указаниям этих грубо вытесанных караульных, и увидели впереди небольшой домик, из трубы которого поднимался дымок.
Переход в Охотничью сторожку

На все любезности барда Иллия продолжала лишь согласно кивать, да стараться понять была ли эта ласковость искренней или же игрой. Между тем, как и было сказано, девушка тоже воспользовалась их стоянкой, чтобы укутаться в теплые вещи. Шерстяные рейтузы и туника, удлиненная и плотная, старающаяся хоть немного защитить от холодного ветра, и только затем плащ, который в одиночку в этих местах уже был неспособен удержать тепло. Хоть их остановка и была нужна, чтобы привести внешний вид в соответствие с погодой, и отдохнуть, бездействие все же давало больший простор для мороза, поэтому спустя какое-то время ангел начала то и дело подносить ладони к губам, обдавая их теплым дыханием.
Впрочем, эти попытки согреться помогли ей скрыть, нахмурившиеся брови, когда Винсент нелестно отозвался об Эветт – для неё хозяйка их ночного постоя стала человеком светлым и добрым, и она не смогла бы придумать причину, чтобы при таком мнении о ней можно было бы отозваться о её гостеприимстве в столь грубых намеках. Открыть скрытое за ладонями лицо ангела заставил только факт того, что грубая словесная перепалка вот-вот грозила перерасти в драку – так ей по крайней мере показалось. Девушка дернулась было в сторону мужчин, но закончить движения не рискнула, в её понимании она совсем не была хоть кому-нибудь из них не то, что противником, даже заметной помехой, а в таком случае и попытка остановить происходящее была бы бесполезна, лишь ей самой бы могла навредить. К счастью, Ральф и Винс дальше взаимных угроз двигаться не стали, но оставшийся переход был тяжелым не только от холода и необходимости брести по глубокому снегу, но и от давящей атмосферы конфликта между этими двумя. Так что, пожалуй, Иллия обрадовалась сторожке и дыму над ней куда больше, чем, возможно, стоило, во всяком случае эта её радость не могла не броситься в глаза: и плечи подрасправились и шаги стали пошустрее, словно второе дыхание открылось.
Охотничья сторожка