Самое дорогое сокровище

Первое сообщение в теме :

Рунария и Винсент.
Некая лесная опушка, дело близится к закату.

Когда Винсент впервые в одной немаленькой деревеньке узнал о древнем подземном храме, что стоял раньше там, где ныне шумит лес, тифлинг сперва только смешливо выгибал бровь, слушая байки. Но после, узнав от местных старух старинные песни и местные легенды, проведя много часов, разбирая старинные книги в доме местного старосты, Скворец понял, что зря сперва был таким скептичным. Не было ни одного знака, что кто-то нашел и разграбил это древнее святилище. А когда он увидел древний символ, что в одной из семей передавали из поколения в поколение, а затем - остатки каменной стены, ушедшей почти полностью в землю, вокруг одного из пастбищ, он понял, что, возможно, топчется ногами над самым настоящим кладом, и клад этот схоронен в лесочке вокруг лесного озерца, куда местные девки любили ходить метать венки, гадая на суженого. Еще сколько-то распросов, и было ему прошептано на ухо, что на такой-то опушке он, ближе к закату, повстречает того, кто сможет ему помочь в поисках.

И вот, Винсент, банально сперев тот самый кулон-сигил, отирался на этой поляне уже какой час, не меньше. Его не столько жадность вела, сколько любопытство, ведь менестрелю пристало быть жадным до приключений, загадок, тайн и небылиц. А что может быть великолепнее рассказа о древней царице, чью власть даровала ей само солнце. Чья смерть погрузила под землю весь ее дворец, и чьи слуги, перед смертью, подготовили ей саркофаг у подножья алтаря, чтоб красота ее тела неувядающей сохранилась для воскрешения, а вокруг разместили сокровища, чтоб новая жизнь Госпожи была столь же достойной, как и первая.
"Хах, может, ей пригодился бы консорт? А может, просто возможному консорту пригодились бы все ценности, что с ней захоронены" - так прагматично низводил древнюю легенду до "захоронение и богатства" тифинг, слоняясь от елки до елки, и не представляя, кого ему предстоит повстречать.

Когда Руну коснулось нечто – она перестала себе принадлежать. В этих стенах она и так была лишена этой свободы, а сейчас и вовсе пребывала в неосознанном состоянии и не могла найти из него выход. Впрочем, истинной причины попадания в эту туманную ловушку Руна тоже не могла определить, ведь она не видела, кто подошел к ней, не чувствовала, как катится по лестнице в самый низ, не представляла, что ее будут волочь по земле куда-то вглубь старого леса с помощью лиан. Все это было, но не для синевласой. Её восприятие притупилось, оставив ей ощущение, что силы покидают ее и это не вернуть.
Это касание было замогильно холодным. Девушка успела понять, что это было нечто чужое, незнакомое и даже не допустила глупой мысли, что так мог поступить тифлинг. Попросту было незачем, каким бы мстительным ни были его поступки от обиды или недоверия, сталкивать проводника с лестницы ему просто не требовалось. Он как раз таки спешил разобраться с очередной тайной и выбить себе путь на выход, а не удлинять себе пребывание в забытых богами руинах. Вот только у незнакомки были иные планы и как только активация ее сосуда случилась, она вышла на тропу войны.

В склепе синевласая молчала, наблюдая за гибелью дочери и стенаниями попаданца по очереди. Попытки выдавать себя за ту, чей облик был нагло сворован, она перестала совершать ровно тогда, когда сам Леро завершил древний ритуал, тщательно продуманный еще при жизни королевы. Ей власть была дороже собственного чада, любви, поданных и даже сохранение собственной души не уберегло ее от жажды вечной жизни и покровительства миром. Она пожертвовала всем, отдала Аду все, даже последнюю каплю собственной крови, чтобы однажды вернуться и творить новый мир. А раскрытие всех карт устами дочери в эти планы не входили.
- Ты мне не нужен. Ты сделал все, что должен, щенок, - высокомерно произнесла Мередит, закончив выслушивать стенания Винса. – Думаешь, я не наслышана о том, что ты умеешь? Или может предполагаешь, что я, убив свое дитя, сохраню жизнь тебе? Хм, может, ты и прав. Поднимись проводи со мной мою девочку, - и женщина отвернулась на Аларию, чтобы лицезреть, как на пол капает кровь из рта скрючившейся от боли девушки.
- А всего лишь нужно было найти место, где зарыты твои останки и тебя не станет. Такая могучая, пока не известно место твоего покоя… - прошипела умирающая и потерялась в агонии. Последний вздох, скорее захлебывающийся от крови был издан через пару минут, и тишина воззрилась в склепе не надолго. Мередит подошла к дочери, убрала прилипшие от пота волосы со лба, легонько коснулась губами того же места и положила горящий факел прямо в ноги покойной. Огонек тут же начал разбегаться по ткани, опаляя кожу, намереваясь совсем скоро охватить и все тело, а иллюзии Винса в этот момент было сказано: -Ты обещал быть верным рабом, я принимаю тебя на службу. Раздели с ней огонь и если переживешь, подходи к фонтану.
Сказала и направилась вверх по ступенькам.

Что же видел настоящий Винсент, что выкроил себе время? Следы. Явные следы по земле, что кого-то волокли. След тянулся вглубь еще не изведанной чащи леса, утягивая за собой ищущего. Если бы парень пошел по следу, то ему пришлось бы обогнуть спящий лабиринт, которого сторожил адовый пес. Мимо него не пройти не замеченным, но след все же уходил дальше, к большим деревьям, на одном из которых буквально таяла Руна. Лианы, больше походившие на змей, не только крепко примотали девушку к стволу, но еще и впились в ее тело, явно вытягивая единственное, что было у призрака – саму душу. Глаза синевласой стали серыми, а материальный облик начинал исчезать, образуя прозрачные проплешины в разных частях тела. Зато дерево, которое забирало в себя полукровку, расцвело. Единственная цветущая вишня на всю округу распространяла дивный аромат от стремительно распускающихся цветов.

Только последняя попытка отвлекать синевласую, контролируя иллюзию, своего двойника, позволила тифлингу услышать последние слова Аларии. Он уже был совершенно уверен, что призрачная Рунария к этой фальшивке не имеет никакого уважения, и, подчиняясь не столько законам гравитации, сколько памяти Леро, уже сбегавшего по ступеням вниз, его двойник, опустив голову, несмело встал с колен, сделал пару шагов вперед, и послушно уставился на гроб, редко моргая красными глазами и прерывисто дыша, словно стараясь заглушить остатки панических рыданий. Так он его и оставил, понимая, что едва удалится на достаточное расстаяние, как дубль исчезнет без следа, просто растворится в воздухе.
А ведь все то, что показывал иллюзией, он бы действительно мог изобразить и сам. И даже огонь бы пережил, совершенно неопалимый. Но о таких требованиях парень даже не узнал, потому что уже действительно сбежал вниз, и увидел следы на земле, на примятой траве, на опавших листьях, каких не было, когда они сюда приблизились. Что-то небольшое, как раз с девушку, тащили отсюда прочь.
Путь оказался неблизок, даже для этого странного, искаженного пространства. Почти бегом, но то и дело оглядываясь, тифлинг шел по этому следу. Перед ним простерся тусклый бурый лабиринт, и Винсент было напрягся понимая, сколько времени может понадобиться, чтоб такой пробежать, даже если не придется проходить извилистые тропы, но след резко завернул вправо, не дойдя до входа, и побеждал вдоль плотно заросшей стены. Следуя за ним, Винс свернул, срезав угол, и увидел неподалеку начало опушки очередной рощицы.
И первый признак чего-то живого в этом царстве увядания. Прямо на опушке росло могучее дерево, окруженное подобными ему исполинами, но только оно из всех утопало в цвете, и все больше и больше бутонов раскрывалось на его ветвях. Это было бы красиво, если бы не настолько гротескно и страшно: тифлингу хватало зоркости, чтоб увидеть прямо на стволе, словно бога из саги о самопожертвовании, бледнеющее на глазах синее зарево волос Рунарии. Бледневшее с каждым мигом.
Скворец хотел броситься туда, но в следующий миг доносящийся запах вишни пререкрыл серный смрад, и на тропу материализовался, словно из неоткуда, черно-серый пес, крупный, куда крупнее обычных собак, с оскаленными зубами, с огнем, текущим из глаз и капающим с клыков. На спине выделялась, как гребень, шипастая хребтина. Мускулистое, мощное тело оканчивалось хлестким хвостом, на конце которого тоже плясали языки пламени. Подбрюшье и горло тоже словно просвечивали изнутри, словно в утробу псине насыпали горящих углей. Он просто появился на тропе, как призрак тихо, и, не тратя времени на предупреждающий рык, на угрожающую позу, молча ринулся на барда.
Скворец успел сунуть саблю бочиной ему в пасть, но оказался сметен с ног тяжелым телом. В лицо пахнуло вонючим сернистым жаром из пасти чудовища, но Леро успел кое-как отжать его от себя, пнул в брюхо, и скинул в бок. Но ровно для того, чтоб адский пес вскочил на ноги лишь на долю мига позже него самого, а в следующий миг клыки пса вцепились ему в предплечье и рванули вниз, заставляя заорать от боли... Но огонь, истекающий из утробы цербера впитывался в кожу, залечивая раны, оставляемые мощными челюстями. Обычному человеку огонь и укус причиняли бы двойные мучения, но Винсент человеком не был. Он сам был порождением адского огня. Он чувствовал боль укусов, но каждый из них тотчас обволакивало исцеляющими касаниями родной стихии, и видят небеса, если бы он сейчас о том думал, то мог бы рассудком помутиться от контраста - боли и, сразу же неги от исцеления. Но Винсент, подставляя под зубы пса собственное плечо, вцепился ему в шею, подтянув ближе, и всаживал, раз за разом, в брюхо, в грудь, в живот саблю, пока псина не издохла, последний раз стиснув зубами руку менестреля, и обдав его последним жаром, погасла, начав рассыпаться в пепел. Осталась только кровь - его собственная и вылившаяся из туши цербера. Леро, шатаясь, поднялся на ноги. Последняя рана затягивалась.
Руна еще была видна, распятая, и выпиваемая цветущим деревом, словно бабочка - хищным расстением. Молясь всем богам сразу, чтоб не было поздно, Винсент побежал вперед. Сабля вонзилась ствол пыщущей жизнью вишни, а парень, не зная толком, что сделать, чтоб помочь девушке, провел ей по щеке окровавленной ладонью.
- Руна! Очнись! - Он обернулся, бой с адским псом заставил его замешкаться, и кто знает, где теперь и что делает восставшая колдунья. - Очнись! - серые, безжизненные, но открытые глаза призрака были, пожалуй, даже более пугающим зрелищем, чем пес из ада или руки, тянущиеся из зеркал. Он думал, там заперты души, которых поработила эта западня. Но нет, вот он сосуд, перед ним. Забирает себе призрака, словно в праве на то. Его следовало разбить. Но как... разбить дерево? Винсент был бы рад сжечь его целиком, но пока Рунария пришпилена к стволу, словно бабочка, он не мог обречь ее, опалимую, на такую гибель. Даже если вспомнить просьбу девушки не оставлять ее здесь. Ее тифлинг сжечь просто не мог.

Алария погибла почти сразу, как ее мать вышла на главную лестницу. Она сгорела от яда изнутри раньше, чем сердце бы разорвалось от боли, что ощущала плоть от языков жаркого пламени, жадно облизывающих ее одежду, волосы и некогда живые ткани. Королева так же ждала криков мужчины, оставленного в склепе, а может быть даже его самого, поглощенного тем же огнем, бегущего к ядовитому фонтану в попытках потушить себя. В любом случае он был обречен, а Мередит и не ждала тифлинга к себе на службу, по крайней мере не в том виде, на который он рассчитывал. Ее хранители в большинстве своем все еще спали, а сил на то, чтобы вернуть их к жизни на данный момент у женщины не было. В ее арсенале было четыре адовых пса и два хранителя сосуда с душами, как раз те самые, руки которых карали Рунарию каждый раз, когда та спасала тифлинга из западни. Все было сделано для вида, для правдоподобности, что попаданцы все делают правильно.
В минуту ликования Мередит раздался мужской крик. Ее взгляд, свирепый и полный ужаса одновременно, устремился сначала на склеп, их которого уже валил темный дым, а затем туда, где в эту минуту настоящий Винсент рассекал одного, из самых верных, женщине, стражей. Скулеж пса через несколько долгих мгновений раздался последний раз и все стихло, но женщина от этого счастливей не стала, ведь победа была не за слугой.
- Играешь со мной, сопляк. Охранять! – скомандовала куда-то в пустоту призрачная и в тот же миг из одних кустарников в другие ринулись еще пара псов, уносясь стремглав к своей цели, которыми не являлись заложники старых руин.
Руна не внимала зову огненного, как бы он не просил. Даже кровь, которой тот измазал ей щеку, по большей части скатывалась вниз, разбиваясь алыми брызгами о сухую землю, чем принималась плотью проводника. Призрачный облик не позволял ей забирать силы из человеческих ресурсов, даже будь они для нее даром, а сейчас, будучи наполовину прозрачной, остатки ее тела сопротивлялись помощи Леро. Но все же не до конца и несколько ее бледных локонов блеснули для тифлинга яркой синевой, чтоб в следующий момент так же стремительно угаснуть, раскрывая мужчине ужасное зрелище.
Стоило плоти Рунарии принять кровь своего спутника, на чуть восполнившую силу душу напали соседние деревья. Их лианы, словно змеи, поползли под ногами Винса к своей цели, а затем откуда-то сверху упали прямо на него самого, чтобы в следующее мгновение уже вонзиться в остатки души призрачной. И теперь цветы распускались и на соседних деревьях, давая понять тифлингу, что это дерево не являлось действительным сосудом для душ, а значит, единственное, что сдерживало распятую девушку – лианы. Одна из таких, как раз коснулась лезвия оплетаемой собой сабли и резко от нее отпрянула, обходя острое для себя препятствие, а другая — начала увлеченно оплетаться вокруг ноги огненного мага.