Ночлежка "Тихий берег"

Первое сообщение в теме :


Даже в самых, казалось, необитаемых местах, живут люди… За умеренную плату вам дадут крышу над головой, и будьте уверены – голодными вы не останетесь!

В такие моменты, как сейчас, Рехсте казалось, что Жаждущая обладает собственной волей. Вокруг лезвия эстока в воздухе чувствовалось еле заметное напряжение. Оружие будто дрожало в предвкушении скорого кровопролития; сталь блестела тускло и хищно, готовая в порыве жестокой, ненасытной злобы устремиться в направлении мягкой, уязвимой плоти. Была ли то Жаждущая, или, может, сама Рехста подсознательно так и норовила устроить бойню? На этот вопрос арахнотавр не сможет дать ответа ещё очень и очень долго. Но как же хорошо эстоку шло его имя! Если бы цералинке довелось хоть раз в жизни услышать людскую поговорку про “как корабль назовешь, так он и поплывёт”, то, может, она дважды бы подумала, прежде чем так наречь трофейный клинок…
Жаждущая желала крови, Рехста была не прочь её пролить. Она уже проработала в мыслях план схватки, отставила чуток задние ноги, чуть передвинула большой палец руки с оружием, чтобы он лежал на плоской стороне лезвия; такой приём позволяет перейти в более удобного “быка”, её излюбленную стойку. Дело теперь было за малым. За сигналом к битве. Сейчас прозвучит “а ну-ка вали её, Масик”, или “пауков мы тут давим”, или “эй, у кого ты украла это дитя, тварь поганая?!”. А может, и вовсе нечто вроде “стоп, это же Бесчестная Бестия, палачиха и мерзавка! За Алань!”. И вот как только сорвутся с уст мужчины эти роковые слова, как она, недолго думая, сорвется с места, собьёт его с ног, потом хлестнёт по Масику, оглушит, закончит дело уколом, в процессе растаптывая валяющегося в грязи щитоносца ногами. В кровавое месиво. И добьёт тоже клинком. Нельзя оставлять Жаждущую без дани, которая ей причитается, ох нельзя… Так где же он, сигнал, знак, что её неумелая попытка решить всё миром с треском провалилась?
- Мы…
Рехста вдохнула…
- ...тоже не хотим.
Она не сумела сдержать изумления: округлились глаза, приоткрылся тонкогубый рот. Пропало вдруг напряжение из руки с эстоком. Жаждущая вновь казалась тем, чем на самом деле и была: самым обычным оружием с очень громким именем.
- Человека-кота? - переспросила она туповато. “Стоп, хвостатый пушистик, они о нём… Кот, значит? Так это называется?” - Видела, как же. - призналась она прежде, чем успела подумать о возможных последствиях для “пушистика”.
“Так он, значит, и правда у них наследил. Ещё и кроваво. Так. Тут конфликт. А как из него извлечь наибольшую выгоду? Присоединиться к победителю, конечно же. И если выбор стоит между людьми с оружием и голым пушистиком-поджигателем...”
- Из Царства страха? Ну, можно и так сказать, - неопределенно выразилась она, не понимая, о чём её спрашивают. - Ага, дальше, чем ты думаешь.
В голове арахнотавра заработали, закрутились в вихре жадных мыслей прагматичные и хитрые шестерёнки.
- Я могу помочь вам его поймать. Я этой зубочисткой орудовать умею. - лихо крутанула она эстоком. - Но я одолжений и подарков не делаю. Что предложишь, а?
"А когда найдем этого кота, и оценим, на что он способен, можно будет спросить, что предложит он. Или, в крайнем случае, потыкать их всех. Если эти будут недостаточно щедры. У меня будет время решить всё это на ходу. Это же всего лишь люди, перехитрить их всех и извлечь выгоду труда не составит". 
Церашель что-то вякнула; плащ Рехсты сбился набок и частично свесился в люльку. Цералинка поправила плащ свободной рукой. На белой материи остались чёрные, жирные пятна аохи, которые ночью могли с равным успехом сойти за прогорклое масло или свежую кровь. Загребущие ручки “приёмной дочери” потянулись из люльки за пропитавшейся сладкой субстанцией материей, но им не хватало ни длины, ни координации движений. Церашель принялась возмущённо пищать. Арахнотавр предпочла её проигнорировать.

К’шарр, прижимаясь к тяжелой двери спиной, подпрыгнул на месте, тихо скуля от усилившейся ноющей боли в ноге. Хлопок напротив его немного испугал и озадачил:
«Куда делся весь огонь, Дагон вас побер-р-ри?!» — изумлялся кот.
Ни запаха гари, ни ветерка не ощущал каджит, ничего, кроме досады. Насолить Кариму в полной мере не удалось, а тут еще и ногу подстрелили.
По кошачью душу уже начали спускаться. Если верить слуху, то это была лишь одна пара ног. Крягхтя, прохвост сдвинулся к противоположной стене таким образом, чтобы весь зал лежал у него как на ладони и была видна лестница, пусть и ее малая часть. Этой части было достаточно. Стоит мелькнуть перед острым взором К’Шарра одному из наемников, непременно будет спущен болт. В неизменном положении, каджит держал арбалет наготове, целясь в проход.

Слишком увлеченные происходящим, никто из собравшихся на первом и втором этажах здания не обратил внимания, что валявшаяся в стороне детская игрушка – плюшевый мишка на втором – видимо он принадлежал Софии, и группа солдатиков на первом, видимо какого-то мальчишки, что забыл их здесь ожили. Плюшевый медведь, размером с собаку, поднялся, и двинулся к ближайшему к себе существу, кем оказалась испуганная девочка. Можно было заметить, как из пушистых лап вылезают длинные клинки, а ватная пасть раскрывается в оскале бритвено острых зубов. Похоже для неё не имеет значения на кого нападать, и покончив с ней, игрушка примется за других, и ничего хорошего от неё ждать не приходится.

-------------------------------------------

К’Шарр мог слышать пронзительный детский визг и грязные ругательства идущего за ним мужчины, который почему-то не спустился с лестницы, а скатился. Махая руками и отбросив оружие, он хватал и отбрасывал в стену лезущих на него существ. Игрушечные солдатики, цеплялись за одежду, и взобравшись повыше начинали протыкать и ковырять человека своими копьями. Монотонно и хладнокровно. И надо сказать, не совсем уж и безуспешно, о чем говорили колотые ранки и кровь на одежде.
- Твари! – С яростным выкриком несчастного, очередной солдатик полетел в стену, ломаясь на части и осыпаясь обломками на земле.
Похоже, солдатиков было довольно много, так как некоторые двинулись в сторону К’Шарра, строем из полу дюжины бойцов и выставив вперед свои пики.
Прежде чем кто-то из находящихся в здании успел задастся вопросом, есть ли здесь ещё подобные игрушки, как за дверью раздался гомон женских голосов, и кто-то забарабанил в дверь.
- Здесь. След магической пыльцы сюда ведет. Открывайте! Хуже будет! – И уже другие голоса продолжили. Что странно, все как один женские.
- На детей наших игрушки натравить вздумали! Я до вас доберусь. –
- Скормить их их же чёртовым медведям. Мой мальчик теперь не может уснуть. –
- Моей дочке куклы подрали платье. Кто мне это компенсирует? –
Мужик, исколотый солдатиками судорожно озираясь словно загнанный зверь, напрочь позабыв о кошаке, машинально ломая оставшихся солдатиков и зажав раны, он не нашел ничего лучше, кроме как сигануть в окно, благо стекол в окнах уже не было, а острые осколки вокруг его видимо не пугали, после этого он кинутся наутек, с обратной стороны здания. Похоже, его маневр не остался незамеченным, крики погони и возгласов раздались уже и с той стороны, а в окно заглянула пара женских голов, довольно красивых, разных рас, но с подведенными глазами и стильными прическами.
- Открывайте немедленно, или мы разнесем здесь все по камушкам. Никто не смеет травмировать психику наших детей! – Гневные выкрики, и вот уже через окно полетели мелкие камушки, и лишь острые осколки не давали женщинам лезть через окно.
Напор усилился. Казалось, что дверь вот вот дрогнет, и что с той стороны к ним рвется голодный троль, не иначе.
- Отойдите. Сейчас я им задам. – Очередной женский голос, и всего мгновение тишины, после чего в дверь ударяет молния, но та ещё держится.
А игрушечные враги наступали все ближе. Храбрая пятерка из тех что остались, явно намеревались покончить с каджитом.

----------------------------------------

Рехсте и тем, кто был поодаль досталась участь наблюдателей. Прямо перед зданием распахнулся портал и толпа гомонящих женщин из рас людей, орков, дворфов, гномов, и различных получеловеческих комбинаций, количеством в несколько дюжин, в одно мгновение взяла здание в осаду. Все они были в красивых нарядах, пышных юбках, ярких цветов, при полном параде, с уложенными прическами, красивыми украшениями и праздничными атрибутами. Это проявлялось в том, что на некоторых красовались красные шапки колпаки с белыми балахонами, блестящие магические венки на шеях, отблескивающие разными цветами, и такие же браслеты на руках, а у пары женщин из странных рогатых рас ещё и цветные шарики на рогах болтались.
Их взору так же открылась картина, как через разбитое окно вывалился израненный мужик и кинулся прочь, как раз в их сторону. Те, кто говорил с Рехстой тоже как-то сникли и попытались ретироваться, но устремившийся к ним мужик, за которым побежала часть женщин сдал их с потрохами. Никто так и не успел ничего предпринять, как все, вместе с Рехстой, оказались крепко опутаны с помощью какого-то заклинания, не дающего сдвинутся с места.
- Ага! Попались! – Торжествующе вознося вверх руку заявила одна из толпы.
- Ой, девочки, эти злыдни ещё и детей воруют! – Ткнув в сторону Рехсты держащую малышку заявила она. Другая тем временем, заметно подвыпившая, умилившись крошкой потянула к ней руки и сделала вперед пару шагов.
- Какая прелестная крошка. Ик! Можно под…ржать? – Вопросила она у арахнотавра, пытаясь сфокусировать взгляд, и особо не смущаясь видом Рехсты. Видимо из-за того, что и сама являло собой дамочку с копытцами вместо ног и закругленными рогами на голове.
- Стой Берта. – Осадила её более трезвая дамочка.
- Мы здесь не для того! Сейчас разберемся и накажем виновных. – Ничего хорошего не обещающим взглядом обведя всех словленных заявила первая.
- Девоньки! Тащите сюда остальных из дома. Засунем их проклятых плюшевых медведей туда, откуда они их достали. – Не стройный одобряющий гомон поддержал это стремление.

Рехста для острастки крутанула эстоком еще пару раз, а потом позволила Жаждущей спокойно лечь на узкое плечо. Хватит. У этой парочки, небось, в глазах уже рябит. Вряд ли эти ребята когда-нибудь видели в деле арахнотавра, вооруженного столь грозным, массивным оружием, так пусть же немного пофантазируют и подумают на тему того, стоит ли угрожать кому-то вроде неё. Если её первое впечатление не ошибочно, и Масик с друганом особо талантливыми бойцами не являются, то даже такие вот бесхитростные “кручу-верчу-обмануть-хочу”-финты должны произвести впечатление. Особенно когда делаются они со стадвадцатисемисантиметровым лезвием.
Так что ожидала она в первую очередь униженного, пугливого предложения как-нибудь поймать вместе пресловутого человека-кота, и обещаний чем-нибудь ей за это заплатить. Без разницы, что именно они пообещают, стрясти-то можно будет втридорога. Масик и его товарищ допустили ошибочку: они позволили липкому, грязному страху перед арахнотавром вылезти наружу, отразиться на их лицах и прозвучать в дрожащих голосах, и уж теперь Рехста намеревалась за этот страх схватиться и потянуть, как за жилочку.
По крайней мере, так всё это виделось арахнотавру, которая не слишком хорошо отличала от ужаса банальную осторожность…
“Ну а если откажут - придётся, значит, показать, что я не только крутить Жаждущей в воздухе умею”, - размышляла она лениво, изучая туповатые, уродливые мужские лица. - “Не теряй головы, Рехста, то, что они пока проявили благоразумие, не означает, что сейчас они не пойдут на попятную. Как показала практика, страх обычно толкает не на пресмыкание, а на агрессию. Сейчас они её и проявят. Сейчас”.
Неизвестно, планировали ли Масик и его спутник на самом деле поднимать оружие и ломать Рехсте хитиновый хребет, или же согласились бы на временное сотрудничество с целью поимки пушистика-поджигателя. Цералинку устроил бы на самом деле любой вариант - она теперь пылала уверенностью, что без труда разберется с этой парочкой, если они решатся на драку. И что-то в ней хотело этой драки - может, Рехста просто давно никому не доказывала собственное боевое превосходство, давно не поила Жаждущую кровью. Там, у “Чёрной кобры”, ей так и не довелось пронзить эстоком горячую человеческую плоть. “Ну ничего. Может, хоть дадут из того поджигателя недоделанного коврик сделать”
Не дали. Не дали ни растоптать чурбанов перед ней, ни пушистика поймать, вообще ничего не дали сделать. И это не Масик с товарищем отличились, а новые действующие лица.
“Это кто ещё такие?” - у Рехсты аж челюсть отвисла при виде разношерстной, цветасто разодетой компании незнакомцев, вывалившихся из ниоткуда (хотя, как успела понять арахнотавр, в Мистерии “ниоткуда” означало волшебный переход-портал) прямо у возвышавшегося над ночным озером строения. Судя по шокированным лицам обоих мужчин, они тоже не знали. И вот тут бы Рехсте рвануть в сторону, под прикрытие высоких прибрежных кустов, или хотя бы угла здания...но не успела, слишком долго удивлялась: из окна успел вывалиться какой-то израненный хрен, побежавший немедленно к Масику. Взоры членов толпы обратились к маленькой компании - и цералинка немедленно почувствовала, как неведомые, незримые путы надежно приковывают её к прохладной сыроватой земле.
- Кто это такие?! - рявкнула бессильно арахнотавр, но ответа не последовало. Она встала в боевую стойку. Церашель совсем взбесилась, принялась ворочаться и пищать в своей люльке, слегка ограничивая движения левой руки. Остриё Жаждущей уставилось на приближавшихся к ней людей и нелюдей. Какое-то рогатое чудо-юдо женского пола приблизилось на поистине дерзкую дистанцию и принялось размахивать руками в попытке коснуться трепыхающейся Церашели. Рехста угрожающе вскинулась, дернула эстоком и прошипела:
- Назад! Ребёнок мой! Под опекой! Назад...пьяная сволочь! - уловила она наконец свидетельствующий о состоянии незнакомки спиртной душок. Уловила безошибочно, благо имела богатый опыт поглощения алкоголя сама. Ироничное, однако, замечание с её стороны, учитывая, как сильно она надрыгалась совсем недавно. 
“Что опять за абсурд? Почему я не могу спокойно договориться с этой парой? Или, на худой конец, по-тихому им кровь пустить? Кто такие эти люди и нелюди?” - роились злые вопросы в голове. Но делать было нечего, убежать арахнотавр, похоже, не могла (хотя и попыталась как следует подергать ногами, чтоб убедиться). Так и стояла в боевой стойке, злобно зыркала и ждала развития событий.

“Получилось?”- распахнул глаза Оливер и посмотрел вокруг. Что-нибудь изменилось? Изменилось, да только непонятно в хорошую ли сторону. Внезапно совсем непримечательный плюшевый мишка, валяющийся неподалеку,  ожил, будто бы в него вселился тот самый демон, что недавно забрал тело Софи. Игрушка посмотрела на детей своими глазками-пуговками и открыла пасть, полную острых зубов. Обнажив длинные когти, он двинулся к Софии и Оливеру, явно не с добрыми намерениями.
- О, нет. Это…это моя вина! – испуганно простонал мальчик и медленно попятился назад. К его счастью или несчастью, ближе к медведю была София. Значит, пока он займется ей, Хойм сможет убежать…ох, и как же он корил себя за эти мысли!  Оливер тревожно обернулся к лестнице, в груди похолодело. Никого из воинов не было, как в страшном сне он остался один на один с неведомой опасностью, которую может и сам пробудил.  Посмотрев на медведя, и на лежащую на полу Софию, мальчик окончательно принял решение.
- Прости, - прошептал он и кинулся к лестнице, даже не пытаясь помочь девочке.  Страх брал верх, и все что сейчас нужно было Хойму, это спастись самому.

Тихие и размеренные стук и скрип лестницы перекрыли напрочь детский крик и отборная брань. Не такого появления «оппонента» К’Шарр ожидал. Вместо грозного воителя, который должен был, по мнению каджита, выйти и хотя бы попытаться замахнуться, чтобы разрубить кошака от шеи до хвоста, перед острым кошачьим взглядом кубарем с лестницы скатилось бородатое нечто, отбросившее свой массивный клинок и принявшееся отбиваться от игрушек?
«Это что еще за хр-р-рень?» — каджит даже позволил себе слабость, он опустил свой арбалет, целясь им теперь в пол. Маленькие игрушечные копейщики пронзали маленькими копьями бородача и не безуспешно, кровь то тут, то там мелькала на его теле, да и ее запах достиг его носа достаточно быстро. От этого зрелища К’Шарру самому стало не по себе, учитывая, что пол дюжины таких копейщиков движется теперь и к нему.
— Хш-ш-ш… — по-кошачьи оскалился К’Шарр, глядя на игрушечных пехотинцев. Перехватив левой рукой арбалет, прохвост схватил правой лежащий под боком боевой нож и намеревался отбиваться именно им, плашмя или острием ломая, срезая головы странным игрушкам. Бородач тем временем не сдержался, не без потерь, но копейщикам удалось заставить того ретироваться, если бы К’Шарр мог, он бы поступил точно так же, но не мог и оставалось только отбиваться.
Гомон женских голосов было на несколько мгновений отвлек внимание каджита к двери, однако, копейщики были не такими уж и быстрыми, и как только первая пара попала в «зону поражения», то первый был раздавлен сильным кулаком кота, а следующий лишился головы ударом ножа. Кончина остальных пехотинцев не заставила себя долго ждать.
— Хмпф… — надменно фыркнул каджит, глядя в окно, через которое мгновение назад ретировался бородач. — «Пр-р-римитивный настолько слаб, что не смог отбиться от этого мусор-р-ра? Кур-р-рам на смех…» — переведя взгляд к игрушкам, К'Шарр склонил голову на бок. — «Откуда это дер-р-рьмо только взялось?»
Гомон теперь раздался и вовсе неподалеку, буквально над ухом каджита, вынудив того машинально повернуть голову влево, обратно к окну. Сыпались угрозы, совсем необоснованные, из которых было не разобрать из-за чего, собственно, весь сыр бор. Дверь, казалось, держалась из последних сил, послышался грохот, будто снаружи ударила молния, но держалась… Тяжело выдохнув, К’Шарр воткнул нож в пол у себя под боком, вытянув левую руку с арбалетом к окну, кот спустил болт в лицо одной из дамочек.

Очередной удар, и дверь разлетелась в щепки, вместе с тем в комнату устремился воздух с улицы и куча женщин. Впрочем, увидев, что творится вокруг, они быстро ретировались обратно, некоторые с рвотными позывами. Но самые смелые, словно бравые воины, неустрашимо двинулись вперед, переступая препятствия и задирая юбки.
Каджиту удалось расправится с солдатиками без особых усилий, правда его таки успели несколько раз задеть и довольно глубоко прорезать лапу, которой он ломал солдатиков. Это ли послужило причиной, или ещё что, но болт своей цели не достиг, угодив рядом с рамой – в стену, да там и застрял. Заинтересованные дамочки тут же скрылись, но продолжили голосить.
- Он в меня стрелял! В меня! Хватайте его, девочки, сдадим властям города, пусть вздернут его с подельниками на плахе. –
- Не позволим бесчинствам захлестнуть наши края! – И так далее в том же духе.
Оливер спускаясь с лестницы мог наблюдать лежащего на полу мужчину с арбалетом – что с ним случилось так с ходу и не скажешь, так что пройдя мимо, и спустившись вниз, он наткнулся все на тех же дамочек, взломавших дверь, которые охая и ахая на перебой кинулись к нему, сетую что-то о том, что здесь есть дети и, что бедняжек нужно срочно спасать. Чем они и занялись, решительно обступив мальчика и стараясь оградить его взор от творящегося вокруг, оперативно потащили на улицу.
В это время сверху раздался очередной крик девочки, и одна из женщин цокая каблуками рванула вверх, и тому, кто встанет у неё на пути наверху явно не поздоровится.
Те же дамы, что не повели Оливера на улицу, и не отправились на верх, наконец-то достигли комнаты с каджитом, и по синхронному взмаху их рук, К’Шарр прежде чем успел что-то предпринять был обездвижен и поднят в воздух, после чего поплыл по нему, вместе со всем своим добром в сторону улицы, а ему при этом вещали.
- Вы задержаны до выяснения обстоятельств по праву предоставленному Совету Матерей от властей Диватмойа до выяснения причин. Вы обвиняетесь в создании опасных для здоровья детей игрушек, носильного удержания детей, покушении на членов Совета Матерей, и дознавателям ещё предстоит узнать в чем ещё. – Согласный гомон подтвердил слова говорившей, а некоторые особо смелые предложили сжечь всех преступников без суда и следствия. Как бы то ни было, каджит мог только говорить, благо, его хотя бы осторожно левитировали, особо не теребя раны и переломы.
Всех присутствующих сводили и стягивали к тому месту, где уже была Рехста и мужики. Они к слову, побледнев, на перебой заверяли, что, какие бы у достопочтенных дам здесь небыли бы дела, они здесь совершенно не причём. На них косились с подозрением, и лишь говорили, чтобы те ждали молча.
- Твой? Под опекой? – Проглотив оскорбление, пьяненькая женщина обдумала эти слова, оставаясь в недосягаемости оружия.
- Так ты, ик, тоже из Совета Матерей? – Ища ответ н вопрос, она повернулась к остальным дамам. Одна из стоящих впереди, довольно полная, явно страдающая от излишнего веса, маленькая, и похожая на шар рыжеволосая дворфиха заявила.
- Да неее! Не помню я её на наших собранъях то. А я на всех была. У меня со всех почетные медальки есть. – Не преминула она похвастаться достижение. В её голосе сквозило явно не городским акцентом.
- Чего не? Я он слышала, что есть у нас матери, которые с дитятями сидятъ, и не могут, значицо, активно в жизни нашего общества учувствовать. На мужиков то тут положится нельзя! –
- Верно! Верно! Все мужики – козлы! Свиньи! Животные! – Похоже, все как одна, дамочки разделяли неприязнь и недоверие к мужскому полу, что заставило поморщится присутствующих здесь мужиков. На слове животные, правда, некоторые виновато поглядели на своих соседок, которые имели в своей расе примесь кого-то из животных.
- И дитяте, вон, сидит у неё спокойно, значицо, и правду выходит, опекунша это её, наша она, бабоньки! – Снова ровный гомон, и с Рехсты сняли сковывающее заклинание, и с дюжину женщин тут же обступили Рехсту сюсюкаясь, обсыпая вопросами о малышке, прося подержать, строя девочке рожицы и всячески проявляя интерес к своей новой товарке и её подопечной. Одна из женщин, тут же неприменула спросить и про мужика, отца значит дитяте, но тут же между собой было решено, что козлина убежал от ответственности, бросив девочку на попечение ответственной, и без сомнения прекрасной женщины-паучихи. Почему они, правда, решили, что Рехста женского рода оставалось тайной, но факт есть факт. Возможно, её опознали такие же странные существа, здесь была и женщина с головой ящерицы, которую каджит принял бы за аргонианина, и паукоподобная дамочка, схожая с Рехстой, правда у неё была лишь голова паука, красиво украшенная низким красным балахоном с белой меховой полоской. Другие дамы в большинстве своем так же удивляли разнообразием.
Пока все это происходило, утешаемого Оливера подвели к основной группе, заботой окружили и его тоже, правда к нему интереса было меньше чем к крошке у Рехсты.
В конце- концов, Оливер оказался в удобной позиции что бы разглядеть то, что вполне могло, да и наверняка сейчас может пугать его в ночных кошмарах – Рехсту, во всей своей красе, с клинком, огромную и мохнатую, с корзиной в которой был ребенок, со всеми атрибутами гигантского паука, и вокруг словно мухи в силках суетятся женщины разных рас, с рогами, копытами, звериными ушами, клювами…
На место действа подплыл и каджит, ему совсем уж все было хорошо видно, так как он парил над головами, пока не оказался опущен и так же прикован ногами к земле рядом с остальными. Сюда же подошла и ушедшая вверх по лестнице женщина. Она видимо была последней. Одной рукой она держала заляпанную кровью и утирающую слезы, плачущую Софию, размазывающую по лицу кровь и сопли. Она отрешенно ничего не слышала и не замечала, даже тщательных утешений полу дюжины дамочек не помогали, но её мог видеть Оливер. Наверняка ему сейчас было бы неловко за свой недавний поступок.
А вот, что было интересно. Во второй рук женщина держала плюшевую лапу, из которой торчали острые когти. Видимо недавние выкрики засунуть когтистую лапу плюшевого медведя мужикам в задницы, было не образным выражением. Свободные от наблюдения за мужиками, сюсюканий с Рехстой и детьми и обсуждений чего-то, наверняка важного, дамы именно об этом и сообщили, призывая остальных разобраться в случившемся и наказать виновных.

Рехста продолжала дёргаться из стороны в сторону всем телом; ноги всё никак не желали двигаться с места, и сейчас арахнотавр напоминала самой себе попавшую в липкую паутину жертву. Это сравнение ей совсем не нравилось. Цералинка успела почувствовать себя жертвой еще в перевале над Цералин, когда за ней гнались одержимые жаждой местью аланцы с собаками, но теперь она не могла даже убежать и ощущала себя совершенно беззащитной. “Вот так и бьются пленники в наших крепких паутинах, вот точно так же бездумно тратят силы в попытках вырваться...” - проскользнула мысль, и мысль эта арахнотавра слегка охладила. Она перестала вертеться, как волчок, и слегка опустила клинок, прекратила лишние движения. Нет, одно отличие от пойманной в сеть добычи у неё пока что ещё было: поймали её не голодные хищники, а полусумасшедшие человекоподобные дамы, вполне себе разумные и, вероятно, сговорчивые. Так что, может, удастся ещё вымолить себе свободу и жизнь. А если нет - то Рехста будет сопротивляться до конца, будет запутавшейся в тенетах осой, и Жаждущая станет её острым, смертоносным жалом. Пусть только попробуют подойти!.. Впрочем, если и правда захотят убить, подходить на расстояние удара им не потребуется.
Но пока что проявляемые к ней интерес и любопытство были отнюдь не кровожадно-хищнического толка.
- Моя девчонка! Приёмная, но моя! - озвучила Рехста очевидный факт: никто не счёл бы розовощёкое, мягкотелое дитя её прямым, естественным потомком. - Церашель её зовут! Так, Церашель, ну-ка тихо! - прикрикнула она на возмущённое дитя, а то в ответ издало особенно громкое “а-а-а-а-а!”, и растерявшаяся цералинка сделала единственное, что в голову пришло - протянула девочке левую руку. Ребёнок немедленно вцепилась к аохоточащую конечность и принялась бодренько посасывать маслянистую жидкость. У арахнотавра по спине холодок пробежал: “надеюсь, она не сдохнет от отравления...”
- Не волнуйтесь, аоха предназначена для детей, - пробормотала она. - Я хоть и не в совете матерей, но уж об этом знаю. “Для наших, правда, детей, не для человеческих”... В Цералин тоже был совет матерей - они следили за кладками, если непосредственной матери лень было самостоятельно проверять каждый день, нормально ли развивается яйцо. Правильнее было бы именовать их советом нянек, но уж как-то так повелось…
Так как Церашель безраздельно завладела одной рукой, эсток пришлось опустить совсем - драться одной рукой Рехста была не горазда, вопреки впечатлению, которое могло возникнуть у Масика и его друга после её недавних финтов. Впрочем, в случае чего она могла сделать широкий, хлёсткий взмах, вроде того, каким огрела Рэйкора в подвале “Чёрной кобры”.
Не потребовалось. Облепившая её толпа пришла к консенсусу: ребёнок принадлежит Рехсточке, отец ребёнка значения не имеет. Арахнотавр чуть было не пустилась в философские размышления о том, есть ли вообще у появившейся из ниоткуда магическим образом Церашели настоящие отец и мать, но сейчас для этого было совсем не время. Её освободили: она с наслаждением посгибала ноги, опасливо проверяя, насколько полна новоприобретённая свобода. “Зато новая перспектива. Вот, значит, как себя ощущают пойманные в сеть...”
- Рехста меня зовут, - представилась она на всякий случай, пытаясь поскорее освоиться. Толпа разношерстных - в самом буквальном смысле - женщин казалась достойной доверия, по крайней мере, минимального. Ну в самом деле, какой угрозы можно ожидать от “совета матерей”? Наоборот, может, удастся выяснить, как ухаживать за свалившимся ей на руки подарком судьбы. “Может, мне наконец расскажут, как часто она будет линять...”
Гомон и суета не утихали, а потому цералинка просто принялась осматривать окружающих, подмечая многочисленные странности в физическом строении женщин. “Нет, положительно, в этой Мистерии когда-то смешались вместе люди и звери, отсюда все эти широко распространённые странности в анатомии”, - подумала арахнотавр, в упор не замечая иронии собственных мыслей. Она подметила мальчишку, которого привели со стороны здания; отвела, правда, взгляд до того, как он заметил её. Увидела и пресловутого пушистика: этого пришелицы, кажется, за что-то сильно невзлюбили. Трогать Церашель она не позволяла, если только до люльки дотрагиваться. Сердце всё ещё билось учащённо, но опасности Рехста прямо сейчас не ощущала. И даже готовиться к появлению таковой особо не пыталась: ей уже продемонстрировали магическое заклятье, и стать целью ещё одного, смертоносного, она совсем не хотела.
А потому улыбалась, поддакивала, поила Церашель аохой и ждала развития событий.

Спустившись с лестницы и часто оборачиваясь назад, дабы проверить, не идет ли дьявольская игрушка за ним следом, Оливер чуть не врезался в непонятно откуда взявшуюся женщину. Не успев толком удивиться, он за секунду оказался окружен десятком таких же барышень и потянут на улицу. Гул и галдеж из женских голосов стоял невыносимый, и Оливер, толком не понимая происходящее, едва мог выдавить  из себя хоть слово. На улице было не менее людно, но даже в топе женщин, скрещенных с разнообразными животными, будто мальчик попал в очень странный сон, выделялась огромная паучиха. Паучиха!
- Ну почему именно так... – проскулил побледневший Оливер и попятился назад. Ему вдруг стало совсем нехорошо. В глазах, в такт учащенному сердцебиению, заплясали черные точки.
- Паук… - слабо прошептал он, перед тем как потерять сознание.

Чем руководствовался К’Шарр, когда стрелял: общей усталостью, раздраженностью, излишней кровожадностью, остается неизвестным даже для него. Но каким бы не был скрытый замысел, он заведомо был провален, ибо численное и качественное превосходство было отнюдь не на стороне каджита. Убрав из опоры лишь одну карточку, К’Шарр сам спровоцировал, что карточный домик стал рушиться, и не думал переставать.
Болт угодил в раму и застрял там накрепко. Каджит мысленно лишь укорил себя за то, что промах был слишком существенным, и это с такого-то расстояния!
«Жаль, что не попал.» — мысленно съязвил кот, в ответ на гомон под окнами.
«Ра’Гаста бы нас не погладил по голове, да, М’Шарр?» — обратился он к маленькому себе, который только-только начинал делать успехи в стрельбе из арбалета.
Дверь напротив разнесло буквально в щепки и вместе с ночной прохладой в здание ворвались разъяренная толпа дамочек. Одни ретировались сразу же, видимо, увидев каджита, рассевшегося у стены в коридоре в небольшой лужице крови, другие прямиком на лестницу, а третьи поспешили уже вынести арест коту и пленили, не преминув воспользоваться магией.
— Какой, обливион вас р-р-разр-р-рази, совет матер-р-рей?! Какая власть в этой глуши?! Отвр-р-ратительная магия! — оказавшись в воздухе заверещал прохвост, но мигом утих, увидев, что в воздухе месте с ним зависли и его некоторые вещи. Те надо было поскорее снова присвоить, пока не присвоил их себе кто-то другой — ценнейшая сумка оказалась на плече, а витающий позади боевой нож аккуратно пойман хвостом и заткнут за набедренную повязку. Вид Оливера в целом вызывал волнение у К’Шарра, но покуда тот молчал, молчал и сам К’Шарр, делая вид будто и вовсе пацана не знает.

Чувство полета немного притупило боль в ноге. Подлетая К’Шарр видел столпившихся психонутых мамаш, а вместе с ними и то чудовище, что заприметил у озера. Было ли оно причиной появления ненормальный дамочек — не ясно, но выяснять и не собирался. Каджит сейчас обдумывал как из этой скверной ситуации слиться, а также где укрыться, дабы зализать свою рану.
Подле того самого восьмилапого монстра, К’Шарр заприметил и тех самых трех из двух бородачей, один из которых пережил, пожалуй, самое зверское нападение игрушек, и единственное в памяти каджита.
Резко коснувшись лапами земли, правая лапа заметно подкосилась, прохвост зашипел, но ему удалось устоять. Держа ухо в остро, он буквально не сводил взгляда с пацана, медленно виляя хвостом из стороны в сторону. Как же складно все случалось! Тот падал в обморок! Мысль текла в голову сама собой, кот не тратил время на то, чтобы как следует привести слова в порядок:
— Собственно, К’Шарр не понимает за что его задер-р-ржали! К’Шарр тр-р-ребует четких объяснений! Да, каджит стрелял в вас, — сделав виноватую паузу, он продолжил. — каджит извиняется… Но как этому каджиту было поступать иначе, когда вокруг твор-р-рится такой хаос? Это пр-р-римитивные головор-р-резы продали моего спутника в р-р-рабство, сговор-р-рившись за спиной К’Шарра с хозяином ночлежки! А затем напали на этого каджита! — тут он прямо тыкал на болт, торчащий из сочащейся раны. — Между тем, К’Шарр пытался защищаться и бор-р-роться за Оливера! Как ни как, этого малыша К’Шарр спас, утопающего в реке… Он напомнил К’Шарру о маленьком котенке, что остался в родном мире один, без отца… — заткнуть каджита вряд ли бы кому удалось, а говорил он более чем убедительно. Интонации, темп, мимика и жесты — К’Шарр использовал их так мастерски, чтобы вызвать как минимум жалость у женщин, а как максимум — доверие!

Несмотря на всю нелепость происходящего, те из женщин, что находились рядом с Рехстой пришли почти что в экстаз. От дамочек слышались восторженные возгласы.
- Кормящая мать! Приемная дочь, а забота как о родной!  Церашелечка! Рехсточка! Можно подержать малышку? – И конечно же всенепременное.
- Мужики козлы! – Куда уж без этого. Впрочем, видя особое нежелание Рехсты, все дамочки ограничивались лишь наблюдением, и без явного одобрения приемной матери, кроме как до колыбельки, ничего не касались. Наверняка, это было какое-то «табу» их клуба.

--------------------

К’Шарру, пока его несли, ответили на вопрос, но прежде, вклинилась в разговор ящерицеподобная женщина.
- Обливион… - Протянула она. – Котик из моих родных мест, у нас их называют каджитами. Их раса безответственна, безмерно тяготеют к веществам, к которым нормальный житель и подходить не будет, не гнушаются воровством и обманом, и таким… - К счастью для К’Шарра её голос был не единственным, и кроме ближайшей подруги аргонианки, которая была изрядно пьяна, никто к её брюзжанию не прислушивался, занятые другими делами.
- Это не глушь, а лишь одна из отдалённых, подвластных провинции таверна. Мы – Совет Матерей! Мы потом и кровью выбивали для себя права и возможности действовать решительно! Эти – все эти мужлана, что считают себя достойными править не могут решить то, что делаем мы – девочки. Наша задача хранить уют, защищать детей, тяготеть к прекрасному, решать все миром, если это возможно, а мужикам подавай лишь войну, смерть, разрушения, рабство. Никто не слышал, что бы подобным промышляли женщины? –


--------------------------

Та часть дам, что окружила детей, пыталась оказать им помощь. Часть утешала Софию, часть пыталась понять, что случилось с Оливером, и привести его в сознание при помощи резкого запаха духов. Голова мальчика уже покоилась на коленях какой-то ящероподобной дамочки, похожей на аргонианку, виденую К'Шаром чуть раньше, которая поглаживала его по волосам и сетовала «Бедняжка, настрадался то как.» Видимо они не поняли, что имел ввиду Оливер, говоря паук, но на всякий случай подозвали женщину, голова которой была паучьей, с множеством глаз, и несвойственной для пауков головой, прической и макияжем. Именно это лицо увидит Оливер, когда очнется, правда, что оно вызовет сказать было сложно.
Пребывая без сознания, ему казалось словно он маленький цыплёнок, живущий в курятнике, и что его окружает огромное множество кудахчущих кур, и от всех из них пахнет различными запахами, пока один из таких запахов, крайне резкий, но в некоторой мере приятно кисловатый не вывел его из этого бреда, дабы увидеть заботливую дамочку-паука.

-----------

К моменту, когда К’Шарра дотянули в общую группу, дамочки словно революционная толпа скандировали о том, сколько замечательны женщины всех рас, и сколь ничтожны все мужики.
Впрочем, все их рассуждения и грубые заявления вкупе с доброй долей алкоголя и разгоряченностью толпы, не помешали К’Шарру преуспеть в завоевании внимания к своему рассказу, да ещё и заметной симпатии. Когда он рассказывал свою историю, особо впечатлительные дамочки ахали, и прикрывали ротик ручкой, или лапкой, если ротик у них конечно был. Когда он закончил, вперед протиснулась симпотичная женщина-кошка, не слишком похожая на К’Шарра. Она старалась бросать на котика взгляды лишь украдкой, и то и дело нервно теребила ушко, возможно каджит, несмотря на выкрики дамочек, приглянулся кошечке.
Пустив слезку, она повторила.
- Словно маленький котенок? Один, без отца, и навер-р-рняка без матер-р-ри. Это так, так… - Она не подобрала слов, принимая платочек от стоящей рядом дворфийки и принялась утирать им слезки.
- Маленькому котенку нужна мать… - И так, что услышать уже могли лишь те, кто сможет различить шёпот в толпе полагаясь на сверх слуха, прошептала.
- И сильный и благор-р-родный отец, с котор-р-рым кр-р-рошка получит бр-р-ратиков и сестр-р-ричек. –
Благо, таких, кто её расслышал, было очень немного. Да, кроме К’Шарра, пожалуй, если бы он тоже не прислушивался, никто и не обратил на это внимания. Впрочем, кошечка была не единственная, чью симпатию завоевал харизматичный каджит, так как кто-то из толпы явно применил к нему другую магию, и приятное тепло разлилось по телу, исцеляя все его раны. Впрочем, в первых рядах стояла и аргонианка, которая рассказу К'Шарра не поверила и негодующе хмурилась и скрещивала руки на груди.
Тем временем, мужики, наблюдавшие за этим беспределом, и знавшими, кто такие Совет Матерей, и видя общее эмоциональное состояние и результат рассказа каджита, который добавил балов в его пользу, и явно отнял их у них же, принялись с не меньшим жаром и актерским мастерством выдавать свою правду.
- Милые дамы! – Начал тот, что выпрыгнул из таверны через окно, склоняясь в поклоне и привлекая внимание.
- Мы. Доблестные воины, стражи порядка в своих землях, отцы больших семей, вынуждены странствовать по миру, дабы заработать монеты и обеспечить наших жен и детей всем необходимым, мы помогаем страждущим не покладая рук, и когда сегодня в таверну пришел этот прохвост, таща за собой бедного мальчика, мы попытались вырвать из его лап, и лап мерзкого лича-некроманта этого беднягу, началось такое… Такое. Вы себе даже не представляете… - Заметно приукрашивая, но театрально и жалостливо, он пересказал те части истории, что знали сам. Ему, как могли, подыгрывали и остальные, поняв, что работать нужно в команде, и раз уж каджит затеял эту игру, ему за это и отвечать. Им даже притворятся было не нужно, у мужиков были к К’Шарру большие счеты, и исход, к которому они хотят прийти, весьма очевиден. - В рабство мы мальчика не продавали, мы лишь хотели вырвать его из когтистых лап похитителей, и передать тем, кто сможет о нем позаботится… - Они закончили, и дамочки зашептались. Снова пару балов было отнято у кота и получено группой мужиков. Теперь Совет Матерей можно было поделить уже на три группы – тех, кто сочувствовал каджиту, тех кто сочувствовал мужикам, и тех и тех было довольно мало, да и очень уж они сомневались. Самая многочисленная группа дам считала, что все мужики козлы, все врут, и всех нужно передать властям и требовать их казни, если не казнить на месте.

--------------------

Одна из женщин, что стояла Рядом с Рехстой, додумалась спросить.
- Рехсточка, милая, ты ведь здесь была раньше нас, что думаешь? Кто из них врет, и кто из них виновен в том, что наши детки получили эти мерзкие и опасные игрушки? – Указывая на доказательства в виде когтистой плюшевой лапы, спросила она, а остальные дамочки подхватили и уставились на Рехсту, словно она могла решить эту ситуацию в два счета. Видимо тот, у кого был ребенок, имел здесь высший статус и право голоса.
Между тем, та из дам, что зачитывала обвинения, оборвала общий гомон – властная и высокая эльфийка, с выгнутой гордой спиной и задранным вверх подбородком, в длинном зеленом платье, с разрезом до бедра и открытым декольте, позволявшим разглядеть желающим почти все, что явно не ускользнуло от мужиков, которые даже в столь критичной ситуации жадно облизывались и глазели на дамочек вроде этой эльфийки, за что получали негодующие, презрительные, а иногда и завистливые, что смотрят не нах – взгляды других дам.
- Животные! Козлы. На плаху. Похотливые уроды! – Было выкриками из толпы, пока эльфийка наконец не добилась относительной тишины.
- Мы услышали достаточно, чтобы понять, что-либо врут все мужики, либо как минимум один из них. Мы их выслушали, всё, по справедливости. Теперь мы можем все узнать у этих детей, как мы знаем, дети чисты и невинны, они не будут лгать и врать, и их устами говорит правда. Так же, мы прислушаемся к одной из нас, что прибыла раньше нас, и явно знает больше. На основе их слов, мы решим, как поступить! – Явно намекая на то, что теперь судьба мужиков и К’Шарра зависит от Рехсты, Оливера и Софии закончила эльфийка, и судя по всему – всех дамочек такое решение устраивало.
Мужики, поняв, как обстоят дела, принялись всячески пытаться послать в сторону детишек и Рехсты различные кивки, подмигивания, и складывая ладони в просительных жестах, видимо пытаясь намекнуть, что прими они их сторону, они сделают все что угодно, но их попытки были пресечены все той же магией, парализовав их руки и мышцы лица, так что тем осталось лишь дышать и жалобно моргать и водить глазами в ожидании приговора.

-------------

Когда Оливер пришел бы в себя, в первый ли, второй, или третий раз, что бы смирится с неизбежной реальностью и наличием Рехсты и женщины-паучихи, его бы заботливо осмотрели, пересказали все то, что говорили мужики и мягко спросили.
- Милый, мы понимаем, что тебе сложно вспоминать весь тот ужас, что ты пережил, но без тебя могут пострадать невинные, а виновные уйти от наказания. Не бойся, плохие дяди тебя больше не тронут, ты только скажи кто из них врет, а кто говорит правду, и если сможешь, расскажи, как все было на самом деле. А если и говорить слишком сложно, то хотя бы пальчиком укажи на тех дядек, что виноваты. - Затем с тем же вопросом, они бы обратились и к Софии, которая все ещё приходила в себя, всхлипывая, но уже на остатках сходящей на нет истерики, в обнимку с одной из утешающих женщин.

Оливера откровенно мутило. Посторонние запахи, галдеж не утихали даже когда, казалось бы, Оливер лежал без чувств. Голоса усиливались и становились разборчивее. Будто бы он находился на птицеферме, в окружении кур или голубей. Хм, а голуби громкие? Внезапно легкие заполнил неприятный кисловатый запах и мальчик широко распахнул глаза. Взгляд тут же наткнулся на человеческое лицо...с паучьими чертами. Сквозь шумящую толпу прорезался пронзительный детский крик. Хойм едва не прыгнул выше головы, увидев сие чудо. Врезавшись спиной в девушку-ящера и споткнувшись об чужой хвост, Оливер в страхе отполз от паучихи.
- Господи, ну почему это происходит именно со мной,- промямлил мальчик, снова расплакавшись. Глаза шарили в поисках выхода из многолюдной и пестрой толпы. Куда угодно, но подальше от этих ужасных пауков. Вдруг до ушей донесся знакомый голос, Оливер недоумевающе повернулся в его сторону. Большой кот. Попался таки! Тут вдруг до него стало доходить понимание ситуации. Взгляд переметнулся на тех воинов, что ранее пытались поймать каджита. Слушая общие разговоры, Оливер пошатываясь встал и не отрывая взгляд од пауков медленно отходил из толпы. Даже София тут была, только вот посмотреть на нее он не смел, тайно надеясь остаться для нее незамеченным.
Мозг упрямо отказывался воспринимать происходящее как что-то логичное и о ситуации в целом, поясняли только отдельные фрагменты. Пойманный женщинами кот. Две паучихи. Куча барышень не человеческого происхождения. Напуганные воины. Все это было так нереально.
Тут его снова окружили и принялись вкрадчивым тоном, выпытывать подробности его злоключений. Тогда да ничего не соображающего Оливера что-то таки дошло.
- Пожалуйста, только не пауки… - умоляюще обратился от к присутствующим и покачал головой. Этим женщинам нужен был тот из-за кого Оливер пострадал. А мальчик знал такого.  
Утерев слезы рукавом, он указал трясущимся пальцем на каджита.

Рехсту начинала нервировать присосавшаяся к её руке приёмная дочурка. Пухлое личико Церашели уже так густо было измазано аохой, что девочка стала похожей на трубочиста. Арахнотавр, однако, понятия не имела, возымеет ли это на человеческое дитя какие-либо неприятные эффекты. “Ну, ребёнок, наверное, понимает, что ей здорово, а что - яд”, - наивно подумала цералинка. - “К тому же больше мне кормить её нечем. Мясо сушёное-то она наверняка не жрёт пока. Может, поинтересоваться у кого из этих?”
Да уж, любая человекоподобная представительница Совета Матерей наверняка сможет дать ей все ответы! Проблема, однако, в том, чтобы задать вопросы правильно; обмолвишься - и сразу все поймут, что ни черта Рехсточка не понимает в уходе за человеческим ребёнком. Суетливость и заботливость, с которой женщины обращались с парой детей неподалеку, и общее направление смыслового содержания их возмущенного галдежа прямо указывали Рехсте: эти преспокойно могут отобрать у неё Церашель под любым надуманным предлогом. “Надо, наверное, и вопрос про линьку пока отложить”, - решила она задумчиво. - “Это же такой важный процесс. Я вот когда линяла, неделю есть не могла, и тело всё болело. А люди мягкотелые. У них, наверное, вообще...стоп. Если кожа мягкая, то, может, она растягивается с ростом? Может, они вообще не линяют?”
Мысль дикая, безумная, но несущая рациональное зерно. “Это объяснит, почему люди так воняют, если они в одной и той же коже всю жизнь проводят... Нет, определённо, надо одну из них оттянуть в сторону и хорошенько расспросить. Такие девахи только в толпе храбрые, как окажется один на один - и пикнуть против Жаждущей не посмеет. Только надо такую выбрать, какая меня магией шарахнуть не сможет”, - спланировала быстро Рехста. Правда, сейчас возможности привести задуманное в исполнение не было, ибо арахнотавр по-прежнему находилась в безнадёжно увязшем состоянии. Пусть теперь её ноги и не держали магические путы, податься куда-либо в сторону мешали теперь тела (зачастую - очень массивные и даже пугающе мощные тела) окруживших её женщин.
- Подержать нельзя, - ответила она кому-то, поморщившись. Ещё чего! Церашель - такое сокровище, учитывая, что внутри неё спрятано. Нет, никому её доверять не стоит.
Дамы тем временем завели над несчастным голым пушистиком - “каджитом“, если верить одной из несколько более странно выглядящих женщин, - самый настоящий суд. Рехсте было по-хорошему плевать на судьбу котолюда, а вот речью мужика, выскочившего из окна здания, она какое-то время заслушалась. Даже посмотрела на пресловутого мальчика. Того как раз пытались откачать. “Весь сыр-бор, который я застала, из-за вот этой вот парочки? И ещё какого-то “лича”? Лич? Это что такое? Звучит как странный наземный фрукт”, - пыталась цералинка как-то соединить услышанное в осмысленную логическую цепочку. Пока что получалось очень плохо. Она тут появилась слишком поздно, и вообще изначально сунулась в происходящее только ради возможности извлечь мимолетную выгоду, а теперь вот оказалась в центре ситуации, которую совсем не контролировала. И ей это не нравилось. Потому что пусть дамочки из Совета Матерей и были настроены по отношению к ней положительно, предсказать их дальнейшего поведения она не могла, и понять, как именно себя стоит вести, у неё не получалось. А потому арахнотавр продолжала туповато улыбаться, поить Церашель аохой и слушать.
Дослушалась. Ближайшая дамочка решила, что спросить стоит саму Рехсту, и уже через мгновение в направлении цералинки повернулось несколько десятков голов. Она недоуменно захлопала глазами, взглянула на каджита, взглянула на мальчишку - тот как раз тыкал трясущимся пальцем в сторону пушистого бандита - и тяжело вздохнула. “Какой ответ им больше всего понравится? Что вообще за игрушки такие? Я абсолютно ничего не понимаю, не знаю, неужели они этого не видят?”
Может, и правда не видели - и арахнотавр наконец почуяла в этом для себя преимущество. Она расслабилась.
Кто-то более сознательный или совестливый, нежели Рехста, сейчас честно признался бы в собственной непригодности на роль судьи в этой ситуации, но дочь Ряхаше Рудознатчицы издавна не страдала ни тем, ни другим. Она прикусила на мгновение губу, будто призадумавшись; прищурилась, качнула головой и с чувством начала:
- Ну, знаете ли, я-то на самом деле тут тоже не так давно, но вот эти двое, - махнула она в сторону Масика и его спутника, - меня приняли с оружием в руках. Недружелюбно. Я бы хотела возмещения. А каджит, - взвесила она на языке непривычное слово, - стращал мою Церашель своей голой задницей. И хвостом. Никакого стыда.
Подыгрывать общему тону толпы оказалось на удивление легко! Рехсте понравилось. Воодушевлённая, она продолжила:
- Прыгал по всему зданию в таком виде, поджог пытался устроить. А там ведь дети внутри были, - указала она на Оливера. - Думаю, ребёнок - единственный пострадавший, а все остальные… - сделала она эффектную паузу, - ...козлы!
Бессмыслица полнейшая, конечно, но арахнотавр играла на толпу. Как всегда, когда хотела понравиться и заручиться чужой поддержкой.
- Так что предлагаю…
А вот что она собиралась предложить, никому узнать уже не было суждено - потому что Рехста прервала сама себя на полуслове. Её термолокация показывала нечто невозможное. Абсолютно фантастическую термальную ошибку на том месте, где только что была Церашель.
Цералинка медленно повернула голову и уставилась на свою приёмную дочь. Та с ног до головы покрылась коркой льда в несколько сантиметров толщиной. Рехста с трудом выдрала руку из замороженных пальцев девчонки, поднесла её к глазам, осмотрела сумасшедшими глазами собственный хитин.
- Э?! - туповато произнесла она и шагнула чуть в сторону, пытаясь отойти от Церашели. Затея глупая, потому что ребёнок был прицеплен к её боку. Зато Рехста очень удачно задела правым рядом ног и правой же рукой сразу нескольких из густо облепивших её присутствующих. И тогда термолокация начала показывать новые фантастические вещи…
Глаза цералинки стали похожи на чайные блюдца. Происходящее только что вышло на принципиально новый уровень абсурдности, и пока что она ещё не успела осмыслить, как ей к этому относиться. Шок и удивление не оставляли места для мыслей.

Кто бы мог подумать, что в этом богами забытом мире найдется кто-то почти из родных мест? При иных обстоятельствах, К’Шарр, быть может, даже и порадовался встрече с дочерью Хиста, но не сейчас… Сейчас эта омерзительная ящерица строила из себя гида по Тамриэлю, излагая сухие факты имперской пропаганды о его расе.
К’Шарр не возражал — это было лишено смысла. Во-первых, ее слова были практически правдой, относительно его. Каджит не гнушается воровством, обманом, убийством, тяготеет к табаку и алкоголю. Не поклонник «сладенького», как некоторые представители его расы, но тем не менее темных граней в нем предостаточно. Во-вторых, ее мало кто слушал.
«Твое счастье, болотное отр-р-родье, что ты сейчас на «своей тер-р-ритории». — немного надменно, глядя на аргонианку сверху-вниз, сухо фыркнул каджит, как бы делая вид, что не слышал ее слов.

Успеха К’Шарру удалось достигнуть. Он посеял смуту в стане противниц, разделив их на несколько лагерей. Среди симпатизирующих ему оказалась достаточно симпатичная кошечка, вовсе не похожая на каджитку — узкая мордочка и талия, она больше походила на прямоходящую одомашненную кошку, нежели на венец творения даэдрической богини Азуры! Но этого было мало… К’Шарр не прекращал поиск отступления.
Резка боль поразила его бедро, а затем разлилось по лапе приятное тепло. Опустив взгляд в низ, кот увидел, что болт волшебным образом вышел из его ноги, а рана скоротечно затянулась. Но вот досада, двигаться каджит по-прежнему не мог, словно его ноги намертво приклеили к земле.
— М’Ваша… Так зовут сына этого каджита. — развивал историю К’Шарр. — Котенку только шесть годиков. К’Шарр был вынужден оставить его на попечении нянек, дабы уйти на север, бороться на благо Империи и заработать много золота, чтобы М’Ваша не знал себе отказа ни в чем! М’Ваша, конечно, не один, но ни одна нянечка, никто и ничто не способно ему заменить отцовскую любовь… — и здесь он театрально приглушил свой голос, выдавив из себя парочку слез, которые круто скатились по мохнатым щекам каджита.
Взгляд тем не менее то и дело падал на аргонианку, которая пыталась оживить мальчишку. Внешне К’Шарр никаких переживаний не выдавал, но внутри он молил неслышащих его богов о том, чтобы Оливер не очнулся. Между тем в его театральную постановку вступили и бородачи. Глупо было полагать, что те останутся безучастны, когда на них откровенно клевещут и поливают грязью, ответ их был ровно такой же, за исключением одного НО — на их стороне была правда, о которой не знали бабы.
— Омер-р-рзительные р-р-расисты, лжецы и подлецы! К’Шарр не потерпит такой откр-р-ровенной клеветы в свой адр-р-рес! — пытался парировать он, даже несмотря на то, что Оливер, казалось, пришел в сознание. — Это вы пр-р-ривели тех магов, это после вас проснулась омер-р-рзительная магия, пр-р-робудившая игрушки в ночлежке, что едва не сгубили нас всех!
Однако, на этом и замолк каджит, так как дело в свои руки взяла гордая эльфийка, явная предводительница этой шайки отчаянных домохозяек. Внешне он никак не выказывал ни признаков раздражения, ни каких-либо переживаний, но внутренне содрогаясь от возможности быть казненным на месте кучкой глупых куриц, которым дали в руки магию и власть — дикую смесь. Осознавая, что целостность его меха зависит целиком и полностью от сопляков и монстра, каджит все же не предпринимал никаких действий: не пресмыкался перед ними, не складывал лапы в мольбе «Пощади!», он просто смотрел и ждал. Когда мальчишка ткнул пальцем в К’Шарра, тот как-то неестественно и глупо заулыбался:
— Оливер-р-р… — глухо протянул К’Шарр, осторожно подбирая свои слова. — Ну ты чего, малыш?
Здесь свою ложку дегтя подливала и монстроподобная мамаша, хоть она была и не единственной такой (уродов среди Совета Матерей хватало), но жутко выделялась на их фоне.
— Мальчика опоили… — говорил истину К’Шарр. — И этого каджита тоже… Мальчик ничего не понимает. Вы поглядите, Оливер даже говор-р-рить нор-р-рмально не в состоянии! К’Шарр вообще обнаружил себя р-р-раздетым в каком-то чулане, с тр-р-рудом удалось добыть ор-р-ружие, чтобы дать отпор-р-р этим работорговцам и свиньям-волшебникам! Честно, К’Шарр рад тому, что здесь появились такие заботливые женщины как вы! — верещал он теперь без умолку, не давая кому-либо вставить и слова, пытаясь перебить паучиху с ее детялями о попытке поджога. — Вы — истинные матери и знаете, что нужно детям. К’Шарр может быть спокоен за Оливера, ведь мальчишке с каджитом будет тр-р-рудно по пути. Мир этот опасен, как и любой др-р-ругой, как не кр-р-рути...
«Членистоногая твар-р-рь…» — мелькнуло у него в мыслях.

- Не переживай малыш. - Все утешали Оливера ящерица, и паукообразная женщины.
- Здесь нет никаких пауков. – В том, что среди них были арахниды и арахнотавры, они никакой проблемы не видели.  
- Тебе здесь некого боятся. Никто тебе не желает зла и не навредит. Смотри, вон стоит тётя Рехста. Она такая сильная, и без всяких проблем защищает маленькую человеческую девочку... – Когда Рехста превратила эту же девочку, а заодно и тролиху в кусок льда, они немного стушевались, но быстро загомонили, что мол, так и надо, здесь ничего страшного, что мол это все для того, что бы Оливер не боялся, Рехста просто показала какая она сильная. И будь Оливер помладше, это наверное сработало, но с другой стороны, никто кроме него Рехсту не боялся, даже София поглядывала на арахнотавра без страха, а скорее с интересом. Кстати, о Софии, женщинам удалось растормошить девочку, и узнать у неё более ясные подробности, правда они затрагивали лишь Оливера, так как каджита девочка видела лишь мельком, но в её рассказе учувствовал демон, что лишь добавляло неясностей.
Выслушав всех, в том числе и К’Шарра с мужиками, которые с точки зрения дамочек пели все туже песню, все с тем же успехом, и не беря в расчет, что от Рехсты, увидев, как она только заморозила Церашель, и одну из дамочек, которую задела рукой, все внезапно шарахнулись как от прокаженной.
- Мистерианская лихорадка! Проклятие! – Выкрикивали одни. Другие призывали сохранять спокойствие, и найти совместное решение.
Тем временем кошка, которой так приглянулся каджит, приблизилась к нему достаточно близко, что бы до неё можно было дотянутся лапой без особых усилий, видимо уж очень впечатлённая его рассказом, так как она даже подобие урчания издавала.
Со стороны мужиков была таже история – пара человеческих женщин уже во всю вертелись подле них, кокетливо бросая многообещающие взгляды.
- Тишина. – В очередной раз призвала к спокойствию всех эльфийка.
- Сейчас праздник, и мне не хотелось бы, думаю, как и всем нам… - Обведя взглядом и женщин, и детей и Рехсту и мужчин с К'Шарром. – Омрачать его. Выяснить что-либо о оживших игрушкам нам не удается, а установить правду относительно случившегося не представляется возможным. Кроме того, одна из нас стала жертвой мистерианской лихорадки, и как мне не хочется этого признавать, единственным решением будет отправиться на фабрику… фабрику игрушек.
Женщины охнули, кто-то кричал, что так нельзя, другие запричитали, что скоро полночь, и им нужно возвращаться, пока слово не взяла старая аргонианка.
- Я думаю, одна из нас и так будет вынуждена отправится туда, дабы найти скорейшее снятие проклятия со своей дочери и нашей подруги. – Имелась в виду очевидно, случайно замороженная Рехстой дама – клыкастая, зленая тролиха, с лапами-лопатами и накрашенными длинными когтями на концах, в нелепой шубке и макияжем, не придававшего ей особой грации и очарования, но хотя бы, больше не делая её такой уж страшной. – А вместе с ней, под её чутким надзором, пойдут эти мужчины. – Она указала и на К’Шара, и на мужиков. - И пусть они совместно! –  Это слово выделили особенно, глядя на каджита и мужиков, в Рехсте то и так никто не сомневался, что должно быть было для неё в новинку. - Разберутся, откуда берутся эти опасные игрушки. Раз уж не отсюда, то только там где их производят. И помогая Рехсточке, они смогут проникнутся духом праздника и заслужить прощение за все ошибки, совершенные в этом году. – Бурный гомон, и несколько хлопков, после которых над поляной разлетелись красочные ленточки и искорки, радостно принимал такое решение, которое не отвлечет дам от празднования, и вместе с тем решит мирно все проблемы.
- А что делать с детьми? – Выкрикнули обеспокоенные голоса.
- И правда. Мы не можем их взять с собой сегодня. Вы знаете, как проходят обычно наши праздники. Им рано ещё видеть то, что будет там происходить. Своих мы оставили дома, за ними смотрят отцы и родители…. – Что там происходит, на праздновании Материнского Совета, и что это вообще за праздник – пока ускользало от понимания большинства несчастных.
- Пускай пойдут вместе с Рехсточкой и Церашелечкой. Кто как не дети должны разбираться в игрушках. – Предложил кто-то.
- Верно. Она такая сильная и ответственная. Мать и опекун. Заботливая. Она состоит в Совете Матерей! На неё можно положится. Она со всем разберется. Даже сюда раньше нас прибыла. А если что не так – она замораживает одним прикосновением, она сильная и умеет обращаться с оружием, верно не хуже Гейр. – Радостные возгласы решили, что Рехста внезапно становится лидером группы. Та, на которую указывали, произнося имя Гейр, оказалась крепко сбитой женщиной, с сильной мускулатурой, в блестящем кольчужном доспехе тонкой работы, и шлеме с крылышками, которые издали были похожи на блестящее прекрасное платье и чудную шапку.
- Вот. Это поможет не замораживать тех, кого не нужно. Похоже лишь прикосновением руки ты накладываешь проклятие, дорогая. – Арахнотавру протянули пару теплых рукавиц, с вышитыми на них оленями, которые оказались бы весьма в пору и довольно комфортными для Рехсты. Для защиты колыбельки от морозов, кто-то снял с плеч толи плед толи шаль, и обернул ей замороженную крошку, хотя и смысла в этом наверняка было аж никакого, так как внутри и так был кусок льда.
Замороженную тролиху кто-то магией поднял в воздух, и Рехста обнаружила бы, что куда она не пошла, кусок льда, с запертой внутри дамочкой, левитировал бы за ней.
К К’Шарру, решив, что уже все решено, и настало время сопровождения в поход прильнула кошечка. Урча, она потерлась о его щеку, после чего лизнула его языком, и снимая свой красно-белый шарф с двумя круглыми шариками на концах, нежно перемотала его на шее каджита, горячо и тихо шепнув ему на ухо.
- Мой гер-р-рой. Мр-р-р-релла будет ждать твоего возвр-р-ращения, что бы вр-р-ручить нагр-р-раду такому славному отцу. – Он ещё рыкнула ему на ухо, прежде чем отступить в сторону, если бы К’Шарр в этот момент что-то не предпринял.
Мужики, хоть и косились на Рехсту да на К’Шарра – такой поворот охотно приняли, клятвенно убеждая, что уж за компенсацией они не постоят, и сделают все, дабы очистить свое доброе имя. Видимо Совет Матерей они боялись больше чем могло показаться, и чем должно было быть, а может им так же, как и К’Шарру посулили похожую награду, так, как и мужики обзавелись некоторыми атрибутами теплой одежды, но это не помешало им, проходя мимо каджита, бросить в его сторону многообещающие взгляды, расправится с ним, при первой удобной возможности, правда, они благоразумно сохраняли дистанцию, и не сводили пристального взгляда с арбалета каджита.
Детей же обмотали огромными шарфами, одели сверху шапки, да ещё и в пледы замотали словно кукол, так что двигаться и Оливеру, и Софии, было хоть и возможно, но трудно, словно они возвращались домой, после того как погостили у бабушки, перекатываясь со стороны в сторону словно маленькие медвежата, что ещё сильней умиляло женщин.
- Можете выбрать себе любые игрушки, которые только захотите, скажите работникам фабрики, что Совет Матерей все оплатит. И чуть что, сразу же обращайтесь к тёте-Рехсте. – На прощание потрепав за щеки Софию и Оли, они подтолкнули детишек поближе к Рехсте и порталу, продолжая сетовать на нелегкую долю детей.
Это не помешало им не забыть снять сковывающее заклинания, открыть портал, из которого веяло холодом и вылетали снежинки, которые тут же таяли, и под радостные, сочувственные или ободряющие возгласы, проводить нелепую группу на их миссию.
И пока все были заняты своими проблемами, Оливер слышал голос у себя в голове – все тот же голос, что предлагал ему силу.
«Давай. Ты должен быть самостоятельным, я лишь дам тебе силу. Не думай о том, во что она обойдется для тебя. Мало ли ты страдал в жизни и испытывал лишения, был угнетен более сильными? И сейчас, этот мерзкий работорговец, что притворялся твоим другом, уходит почти как герой. Давай. Протяни к нему руку и сожми. Представь словно его горло сжимает огромная рука и поднимает вверх. А потом… потом мы разберемся и с огромным пауком. Давай. Сделай это, позволь ярости и ненависти направить тебя.» Голос был заискивающим и соблазнительным, подбивая Оливера на что-то, что-то новое, чего мальчик похоже не совершал раньше.

---------------------

Если не задерживаетесь в локации, портал приведет вас    Снежные Холмы - Гора Мустаг