Гостиница

Ни об одном из событий, что проносились в светлой Иллиситсининой головке, тифлинг не знал, а если бы и выяснил - не испытал бы и тончайшего угрызения совести перед девушкой. Мало того, что его самого в жизни ангела не существовало еще и сутки назад, а значит, он никак не был связан с теми вещами, что ее так огорчали. Несмотря на его собственное, вовсе не сладкое детство, он сам вовсе не вырос зашуганным и изломанным, а от того не испытывал симпатии к тем, кого жизненные невзгоды перемололи. В отличии от Иллии, он действительно принадлежал к роду, проклинаемому за сам факт своего существования и отлично был от воспитателей осведомлен о том, "какой мерзостью" является. Родительской ласки не знал даже в детстве, осиротев с самого рождения и, как и она, до попадания в Мистерию не был над собой властен в полной мере, и даже тут у нее была фора - она была тут дольше. Если девушка видела себя украшением быта ее хозяина, то из Винсента ковали инструмент и недаром место называлось "Кузницей", и горе было тем, кто оказывался недостаточно полезен. Даже хозяйские отметины на коже он тоже имел.
Просто Винсу был почти всегда свойственен жизненный оптимизм, стойкость и умение не предавать слишком большого значения собственным переживаниям.
А изливавшиеся в одеяла глубинные переживания ангела он воспринял типичной истерикой напуганного ребенка. Хотя, по правде говоря, в его мире в том возрасте, на какой выглядела Иллититсина, иные девочки уже своих детей имели, что сообщало некоторую ответственность: личные заботы и обиды на судьбу уходили на второй план.
Прошло минут пять ожидания и вздрагивания кома одеял в руках барда начали затихать, а после и вовсе уступили место сопению и копошению. Девочка выглянула из одеял, насколько получалось в принципе выглянуть в темноту, царившую в комнате, и попросила отпустить ее.
Менестрель аккуратно снял ее с колен и освободил от своих рук, опустив на постель, а сам встал, подобрал с пола одеяло, соскользнувшее, когда он сгреб ангела в охапку, и вернулся на свое место. Он просто не знал, как продолжать разговор там, где даже доброжелательная беседа превращалась в подобный потоп. Вернее знал, но ни один из тех методов не годился для ситуации.

Иллия ещё какое-то время просто сидела на кровати, совсем изредка шмыгая носом, закутанная в одеяла она сейчас скорее напоминала их же кучу, сваленную на кровать. Она совсем не понимала действий и мотивов нового знакомого, не знала его природы, не представляла его силы, и оттого запутывалась окончательно. Она силилась понять, но в ее мыслях вечно что-то с чем-то не сходилось: если Винсент был сильным, как ее бывший хозяин, то зачем любезничал с бандой; если был слаб, то почему не боялся Ральфа и смог подчинить Бъорка; если желал ее затем отпустить, то почему бывал угрожающе строгим; если не собирался отпускать, то почему пытался казаться дружелюбным? В не самом зрелом и покорёженном сознании ангела все эти противоречия никак не укладывались.
- Простите, - пробормотала она, не зная, что ещё можно было бы сказать тому, кому пришлось вот уже дважды терпеть ее слёзы. Да и сами слёзы были для неё не сказать, что привычным явлением - да она бывало плакала, от боли, от неспособности что-либо сделать, но не так часто и не настолько под действием собственных эмоций, сколько от безнадежности ситуации, скорее ей были непривычны даже не слёзы, а то, что те могли так естественно соответствовать ее душевному состоянию. Как будто ей вдруг разрешили чувствовать то, что ранее было запрещено. Девушка тяжело вздохнула и снова улеглась на кровать. Может ей только казалось, но повисла какая-то неловкость, недосказанность, и она чувствовала себя в этом виноватой, ей казалось, что она должна как-то объясниться, но она плохо представляла, что должна сказать.
- Моя мама… она не была рождена, была создана - она чудесная, но совсем не принадлежала себе. Он забрал меня, когда я была такой, - девушка высунула руку из-под одеяла и показала от пола рост примерно четырёх-пятилетнего ребёнка. - Я больше не хочу быть чьей-то… - ломанные объяснения дались ей с трудом, да и наверное, были тем максимумом, что она могла бы выдавить из себя за один день. Поэтому девушка укуталась в одеяло и затихла, не то уснула, не то пыталась уснуть, хотя перед самым сном все же обратилась к магии, очищая себя и свои вещи от всех последствий битвы и последующего падения в воду.

Знай Винсент о сомнениях и противоречиях, мучавших Иллиситсину, легко бы их развеял. Но девушка не задавала вопросов, и эта ее выученная беспомощность менестреля вгоняла в ступор. С одной стороны удобно: цыкнул, пригрозил - и все, послушная кукла, где поставил, там и будет стоять. С другой стороны - для подобных результатов он предпочитал собственные заклинания, это было надежнее, более прогнозируемо. Да и не подчинялась девочка ментальным приказам, это Леро уже понял. Проявляя какое-никакое к Иллии участие, ему, конечно, не хотелось в ответ видеть непрекращающееся ожидание удара или гневного окрика на ее лице. Пусть в глазах Ральфа, банды, да вообще всех он и выглядел как жестокий самодур, но сама-то Иллия, как ему казалось, должна же была понимать что он не причинил и не причинял ей вреда. Бард никогда не думал о себе как о злобном негодяе, напротив, был убежден в том, что он довольно славный парень, и легко находил оправдания, когда его поступки такому образу противоречили. И, по сути, он жил тем, что был способен расположить к себе практически кого угодно. А девушка так демонстративно тяготилась его присутствием, отказывалась сделать и шаг на встречу, что у него опускались руки. Сейчас, если бы подобный шаг не угрожал бы раскрытию вранья, а значит ставил бы под удар и без того шаткий план, он бы, наверное, действительно бы поручил "сестру" опеке той старухи и выбросил бы девочку из головы. Хотя навряд ли. Тифлинг вдруг вспомнил, как она пела. Ему не забыть талант, сопоставимый с собственным. Прикрыв глаза, парень легко наполнил собственное сознание голосом Иллиситсины. Он был далек от сентиментов в духе "выпустить птицу на волю", но ему ль было не знать, что определенная свобода мысли и духа необходима певцу, поэту, музыканту. Мир должно хотеться менять, заполнять собой, а если у тебя сдавлено горло - это невозможно. Профессиональная ревность снова напомнила о себе, но и не признаться сам себе в искреннем восхищении бард не мог. Редкий случай, когда он понимал всех тех властных людей, требовавших таланты себе на единоличную службу - с ним тоже такое бывало и доставляло немало неудобств.
Так что когда голос Иллии зазвучал не в воспоминаниях Винсента, а наяву, мысли оказались довольно созвучны.
- Сочувствую, мышонок. - тихо ответил бард. - Старайся помнить о том, что у тебя была чудесная мама. - "А не о том, что вас разлучили." Он сам матери совсем не знал, а учитывая, кем являлся, сомневался, что она была чудесной. Да и чудесная б не подбросила бы ребенка. Винс потянулся, легко пожал тонкую руку, показавшуюся из-под одеяла. - А сейчас постарайся заснуть и отдохнуть хорошо.
Пусть Леро толком не понял про "созданную" мать, что, видимо, перекликалось со страхами про минотавра, но ему стало ясно, что если не брать во внимание ситуацию, в которой ангел оказалась, единственным ее поработителем теперь была она сама: страхами, недоверием к жизни создала себе клетку и саму себя в нее заперла. Все остальное было обстоятельствами, с ними можно было бороться и даже будучи хрупкой нежной фарфоровой статуэткой - выходить победительницей. У девочки было к тому многое: красота, талант, магический дар, юность: большинство вступали в эту игру имея куда меньше. Не было только храбрости и умения радоваться простым вещам, узнавая в них ступеньки, ведущие тебя к победе. Это голосом той, заточенной Иллии она пела там, в зале, но даже выглянуть ей не позволила - закрыла глаза.
Хорошая тема для песни... наверняка можно как-то обыграть... Винсент в темноте вынул тетрадь и чернильницу с пером. Не песенник, туда он писал в чистовик. И сделал несколько торопливых записей, которые, может быть, когда-нибудь оформит в стих, к которому найдет мелодию... она уже, кажется, зарождалась в его сознании. Только после этого он смог тоже заснуть.

Утром парню действительно посчастливилось проснуться первым. Повернув голову, он увидел ком одеял, в которых угадывалась девочка, сразу вспомнил события предыдущего дня и коснулся кольца, обновляя иллюзию их сходства, и только после этого сам выбрался из кровати. Утро оказалось ранним для бездельников и поздним для рабочего люда: под последние вопли петухов. Восход уже был в разгаре. В комнате было душно и промозгло одновременно, и бард, не долго думая, распахнул ставни в узком окошке, а потом обулся и пошел будить Ральфа: следование зову природы несколько затрудняло положение кровати их цербера. Тот, матерясь, вошел в положение и даже счел нужным составить Винсенту компанию, разбудив, заодно и Бъйорка.
Так что какое-то время ангел была одна в комнате и предоставлена оказалась сама себе.

Она почувствовала касание чужой руки, но свою не отдернула, хотя и на пожатие не отреагировала… почти, только пальцы едва ощутимо дёрнулись, но так и не сжались, а стоило барду отпустить, как ладошка вновь скрылась в ворохе одеял.
Сон ангела был глубоким, но беспокойными: она  достаточно устала, чтобы организм не просто нуждался, а требовал отдыха; но все множество переживаний в этот отдых отпускать ее не желали, наполняя сон образами матери и мага, неясными сияющим силуэтом отца и окровавленным Расшаром, битвами, что ей удалось пережить за последнюю неделю и знакомствами по дороге с караваном. Лишь под утро Иллия перестала ворочаться и погрузилась в глубокое темное забытье.
Как она и опасалась во время выслушивания просьбы Винса, она проснулась позже него, уже когда все трое утроили возню с кроватью Ральфа, если бы бард не успокоил ее заранее, она бы бросилась исполнять сказанное, подорвалась бы с места, как ошпаренная, но благодаря его словам сейчас лишь едва заметно заворочалась и выбралась из-под одеял, когда осталась в комнате одна. Солнце уже практически встало, в комнате было по утреннему сыро и зябко, но девушка легко выбралась из кровати, поправила одежду, несколько раз прошлась пальцами по растрепанным со сна волосам, довольно легко приводя те в привычный порядок, даже вволю зевнула, пока никто не мог увидеть. И уже после всего этого подошла к раскрытому окну - из того в комнату врывался свежий воздух и звуки просыпающегося города, рабочий люд уже был на ногах, а значит город уже не спал: раскрывал глаза-ставни, начинал ворчать скрипучими повозками и дышать затапливаемыми печами и каминами. Иллия потянулась вперёд - ее тонкая фигура вполне проскальзывала в узкий оконный проем, она даже подумала, что могла бы просто шагнуть с подоконника и улететь, легко сбегая от ужаса, что внушали ей Ральф и Бъорк. Если бы не вчерашний разговор с бардом, она бы, наверное, так и сделала, но теперь ее держало желание помочь тому, кто хоть и мимолетно, хоть и с желанием собственной выгоды, был к ней добр и ласков, поэтому она лишь продолжала дышать полной грудью, подставляя лицо косым лучам восходящего солнца, в сиянии которого со стороны двери в комнату, ее силуэт казался совсем тонким и чуть ли не прозрачным.
- Доброе утро, - тихо шепнула она в открытое окно, словно боялась этих слов, но не произнести не могла. В руках ее появился медальон, что стал ее вчера, она мягко нажала на створки и перед ее взглядом снова предстал мамин портрет, она чувствовала тепло глядя на знакомые черты, тепло даже большее, чем могли ей сейчас подарить солнечные лучи. Ей больше не хотелось плакать - мама заботилась о ней, даже когда их разделила завеса миров, а значит было то, что могло придать ей сил даже в той ситуации, в которой она оказалась.

Выходя во двор Винсент и Ральф, разумеется, в очередной раз обменялись грубостями. Оба взаимно тяготились навязанной компанией почти так же сильно, как Иллия - обществом каждого из них троих, включая минотавра. А утренняя сырость вовсе не улучшала настроения.
Винсент поспешил вернуться в комнату. Не потому что боялся, что девушка ускользнет, ему было невдомек, что не только он - с крыльями, да и, по правде говоря, считал, что для побега нужно какое-никакое душевное движение, рывок. Пусть вчера ангел и призналась, что убежала от своего бывшего хозяина, видимо, там было совсем невыносимо, но тифлингу не верилось, что она на такую дерзость способна и сейчас. Он скорее просто не хотел оставлять ее одну, больше беспокоясь, чтоб девушку не потревожили.
- Доброе утро, Иллия.
Винсент девушку не слышал, увидев ее проснувшейся - поздоровался. Он прошел в комнату, притворив дверь, и, всласть потягиваясь и разминая плечи. Добрел до своей кровати, и завалился поверх скомканного одеяла. - Винсент надеется, что ты хоть немного выспалась. - прозвучало скорее как вопрос, чем утверждение. Он посмотрел на "сестру", стоявшую у окна. В комнате уже почти проветрилось: - Мышонок, не застуди горло... - хотя, наверняка она и сама знала, как беречь голос и бард отвел глаза. - Иди сюда.
Он сел по-нормальному, одеваясь.
- Иллиситсина, прости Винса за то, что вчера тебя расстроил. Он не со зла.

Хоть ангел и была достаточно осторожна, но пригревшись в первых лучах солнца и заглядевшись на медальон, не услышала шагов Винсента, а потому услышав его голос подскочила от неожиданности, резко обернулась и инстинктивно попыталась спрятать медальон за спиной, но сама же понимала, что цепочка, что продолжала свободно свисать, легко выдаст её маневр.
- Доброе утро, - немного ошарашенно, но как всегда тихо, отозвалась Иллия, скорее отзеркаливая услышанное приветствие, чем осознанно здороваясь. Было видно, что она растерялась от случившегося, явно не зная, как ей поступить, и чтобы свое сберечь, и чтобы лишних вопросов или претензий не вызвать. Понимая, что просто скрыть медальон не получится, девушка нервно зажала его в ладони, осторожно собрав туда же и цепочку, но на этом замерла окончательно, не зная, как поступить дальше. И стояла спиной к окну, нервно переминаясь с ноги на ногу и перебирая пальцами зажатый в ладонях кулон, кажется, даже была готова сказать что-то в оправдание, но так и не решилась, только кивнула на не то утверждение, не то вопрос о том выспалась ли она: в сравнении с предыдущими урывками сна, что ей удавалось получить, в этот раз её отдых можно было назвать даже практически полноценным. Но несмотря на смятение из-за ситуации с медальоном она все равно подошла, когда Винсент подозвал её к себе, и неуверенно замерла в паре шагов от кровати, на которой сидел бард.
В окончательный шок её повергли извинения Винса – ангел подняла взгляд на собеседника и так и замерла с чуть приоткрытым ртом и недоумевающим взглядом – всякое бывало в её жизни, но извинений от тех, кто был сильнее её, ей слышать ещё не приходилось, и это прекрасно читалось по её обескураженному лицу. Вот теперь она точно не знала, что нужно, что должно сказать и как отреагировать.
- Я… Вы… не нужно… это лишнее… - с трудом выдавив несколько слов, она все же запуталась в собственных словах и мыслях и вновь опустила взгляд, в этот раз не в пол, а на собственные руки, и словно стараясь перевести разговор с темы, которая была ей совсем чужда, приоткрыла сжатую ладонь и накинув цепочку на шею, показала барду медальон, точнее гравированный портрет внутри:
- Мама… - тихо пояснила она. С небольшого серебряного украшения на Винса смотрела красивая молодая женщина, с кукольным личиком, крупными выразительными глазами, в чертах которой угадывалось безоговорочное сходство с Иллией, вот только казалось, что у ангела выразительные точеные, но словно искусственные черты, были как будто смазанными, размытыми, делая саму Иллию хоть и миловидной, но совсем не красивой, как её мать.

По тому, как девочка вздрогнула, она не ожидала его возвращения, но и бард не имел намерения ее пугать. Леро сразу приметил, что именно всполошило ее: он застал ее врасплох с какой-то подвеской в руках, которую попыталась укрыть, но цепочка, предательски свисавшая из ладони, выдавала укрываемое сокровище. "Неужели думает, что отберу?" -он бы не стал, а если бы собирался, обыскал бы ее еще вчера, даже в рамках роли "злобного старшего брата".
Явно нехотя Иллия подошла ближе, и возрилась на него с видом, словно он превратился в барана с человечьей головой головой, когда он извинился. По сути, это была еще его одна попытка наладить с ангелом контакт. Необходимости не было, угрызений совести - тоже, но обескуражить кого-то, нарушить ожидания и сломать очередное представление о себе парень любил. Но не до той же степени, чтоб настолько смутить.
- Мышка, не раскрывай широко ротик, - улыбнулся Винс, вспомнив поговорку про его же собственную организацию. - Ворон сыр выхватит. Так у нас говорили, - прибавил он, чтоб Иллия не успела принять фразу за угрозу и снова спрятаться в свою скорлупку.
Когда "сестренка" решила, видимо, оправдываясь за свой страх потерять свою драгоценность, надев цепочку на шею, рискнула ему показать, что же так укрывала, менестрель, как раз завязывавший платок на шее, сумев оценить жест какого-никакого доверия, наклонился, разглядывая миниатюру в медальоне. Искусной работы портрет изображал молодую человеческую женщину, и в те годы, когда ее запечатлел художник, если не польстил, она была не просто хорошенькой, а безоговорочной красавицей. Бард, не имея обыкновения восхищенно свистеть или улюлюкать, увидев красотку, молча разглядывал черты, изображенные на портрете, потом поднял взгляд на Иллию и сжал вокруг кулона ее пальцы. Семейное сходство матери и дочери было очевидным. Это напомнило ему о течении лет. Сейчас, наверное, женщина уже несколько утратила блеск молодости, но все еще заставляет себе в след оборачиваться.
- Еще несколько лет, и так же прекрасно расцветешь, - сказал парень. - Винсент надеется, что тебя назвали в честь какого-нибудь красивого цветка. - он понятия не имел, что означает ее имя - "Иллиситсина", но привык, что большинство имен можно истолковать. - Наш надсмотрщик не должен это уви... - Винс осекся. Мечник как раз показался на пороге комнаты.
- Что я не должен увидеть? - хмуро спросил он, оперевшись на дверной косяк  
- Безграничного уважения и восхищения Винсента. Отдай-ка его саблю.
- А еще что отдать?
- А, хорошо и так будет, - согласился бард. - Погоди, остальное барахло тоже сейчас дам, раз хочешь носильщиком...
Ральф рывком сорвал со своей кровати тюфяк и легко отшвырнул в сторону, сбив на пол кувшин с водой, стоявший там со вчера, жестом предложив тифлингу, а заодно и подошедшему минотавру забрать оружие, а сам надел дублет, и принялся втискиваться в свою кольчугу.
- Сейчас завтракаем, ждем полудня, идем на встречу.
- Тебе сказали нас сопровождать. А мы идем на ярмарку.
- Нахрена?
Тифлинг кивнул на Иллиситсину.
- А, да, - беловолосый припомнил вчерашний разговор и не стал спорить, кивнув просто. Музыкальное заклятье Леро кажется продолжало действовать.
Много времени не понадобилось, и вскоре все трое были готовы. Винсент вопросительно кивнул девочке, мол, идем?

Было заметно, что хоть Иллия и решилась сама показать кулон, она при этом заметно нервничала, словно от касания чужих рук ее сокровище может просто растаять, как льдинка, но Винс, казалось, понимая это ее беспокойства сам касаться медальона не стал, а только ее пальцев, удерживающих его, коснулся, присматриваясь к штрихам портрета. А вот в слова о том, что она сама может расцвести, ангел не очень поверила, поэтому отрицательно покачала на это головой, впрочем, при этом едва заметно улыбнулась все той же мимолетной улыбкой.
- Не цветок, «далекая голубая звезда» - она помнила, как ей об этом рассказывала мама. Иллия не знала, почему та решила именно такой смысл вложить в ее имя: может надеялась, что дочь пойдёт в отца и, если и не станет «солнцем», то хотя бы звездой; а может хотела верить, что даже если их будет разделять огромное расстояние блеклый свет «звезды» все равно будет виден. В любом случае бывший хозяин не любил это ее имя, поэтому «отрезал» от него весь смысл, оставляя только краткое и бессмысленное «Ли», и тем значимее было для ангела, когда при знакомстве Расшар сам решил сократить его до «Иллия» - «заезда».
Услышав как неожиданно прервалось предупреждение Винсента, девушка догадалась, что тот, вероятно, за ее спиной видит того, от кого предостерегал, и приложила немало усилий, чтобы вновь нервно не обернуться, если бы не пальцы барда, что вместе с ее продолжали удерживать медальон, она бы, пожалуй, не справилась. Но перетерпев первые несколько секунд и услышав за спиной возню с тюфяком и оружием, хотя тут уже заметно вздрогнула, когда на пол полетел кувшин с водой, даже едва не бросилась пытаться вытирать разлитию воду, вместо этого осторожно сняла цепочку с шеи и снова спрятала кулон в кольце - так ей казалось надёжнее. На этом ее сборы и были окончены: вещей или оружия с собой у неё не было, а что было - пряталось в кольце, спала она в одежде, что и так едва ли подходила местной погоде. Поэтому, когда бард вопросительно на неё посмотрел, в ответ коротко кивнула - готова.

В зале было не слишком людно - то ли большинство постояльцев уже отправились по своим делам, то ли еще не просыпались. Служанки сновали, шелестя юбками: убирали освободившиеся комнаты, мыли столы, гремели посудой.
Ральф, не долго думая, выбрал тот же стол, что и вчера, около очага. Там ярко полыхал огонь, пожирая поленья и кипел большой чан, укрытый дребезжащей от пара крышкой. Когда все четверо уселись, подбежала девчонка, вытирая на ходу руки о передник. На вид ей можно было бы дать столько же, сколько Иллиситсине, только с поправкой на человечью кровь, ежедневную грубую работу, никак не облегчаемую магией. Она скороговоркой сообщила, чем кормят по тут поутру: свежий хлеб, сливочное масло, вареная баранина, сыр, яйца. Из кухонной двери действительно несся запах свежей выпечки. Ангел, вчера за столом клевавшая, как воробей, получила от Леро полу-приказ, полу-совет позавтракать как следует, ведь впереди длинный день, и не факт, что получится пообедать.
- Долго будете по рынку шлятся? - спросил Ральф, когда служанка умчалась прочь, получив заказы. - К полудню уложитесь?
- Все успеем, если время тянуть не будем. - что-то подсказывало ему, что вряд ли "сестра" впадет в тщеславие, потеряв счет времени, когда требуется достать ей удобную и дорожную одежду. Наверняка будет бродить между лотков, и лепетать, отваживаясь брать в руки лишь самые безыскусные тряпочки. Судя по его опыту посещения портновской лавки с Майали, вряд ли переодеть девочку окажется разорительным, но помимо более практичной и менее странной, чем та, что у нее имелась одежды, ей обязательно понадобится теплый плащ, лучше с меховым оплечьем, добротные сапоги, рукавицы или муфта... И ему, кстати, тоже. Винсент поделился этими соображениями с "сестрой", заодно вынув из кошелька семь монеток - подарок вчерашнего купца.
- А это твои. Купишь, что самой понравится. - предложил парень, протягивая "богатства" Иллии. Видимо, это ее утреннее доверие настроило менестреля на более положительный лад. Или вкусный хлеб, что им подали, с пылу с жару.

Магазинчик Мэри
Витта фыркнула и повела плечами, нервно рассматривая окружения. Было похоже, что она роет яму в песке, где ее в любой момент может засыпать и ее спутника заодно. Странно это все и слегка неясно. Точнее совсем не ясно.
- Люди. Меня беспокоят люди… Я думала, что тут будут незначительные пропажи бедняков, на которых приличным горожанам будет плевать. Но тут целая серия пропаж, которые наверняка оставили глубокий след, - женщина задумчиво цокнула языком – Ты совершенно правильно заметил, что они все тут просто не могут быть глупее нас. Что их сподвигло быстро арестовать кого-то и из-за поимки этой личности у людей появились сомнения в его вине? Это очень мутная история. Я бы сказала даже деликатная и не с одним слоем.
- И нет, я не жду того, что вот мы туда пойдём и нам сразу отроются все тайны той далекой истории. Вполне возможно таки мы там не найдем того логова. На что похоже убежища сумасшедшего мага, практикующего не самые мирные ритуалы и эксперименты? Я ожидаю жестокость, от которой даже у меня пройдут мурашки. Путь даже если она будет запорошена временем. Но кто знает, может путь туда замуровали? Если конечно его нашли… Однако я не знаю наверняка, - Витта помолчала с минуту - Потому что… Почему этот дневник вообще лежал в магазине, где его мог подобрать любой? Почему хозяина этого дневника не объявить в розыск?
Демонесса чуть прикрыла глаза раздумывая. Она, проматывая вспоминания со вчерашнего дня. Вспоминая, как из интереса обратила вниманиям на эти старые записи чужого человека. Зачем ей вообще их отдали? Была ли какая-то цель в этом у этой странной торговки? Было ли это совпадением, что автором записей оказался ее давний наставник? Может, не стоило нырять в эту историю с головой? Может, но думать об этом уже поздно.
- Эта история очень странная… и люди я признаюсь тоже. Возможно, если бы я была более… прямой. То сократила бы количество вопросов, что есть сейчас. Однако я в этом сомневаюсь и пока те подземные ходы наша единственная зацепка. Вероятно, мы уже привлекли внимания тех, кто интересуется этой тайной до сих пор. Так что терять нам по сути уже нечего.
Витта не строила иллюзий того, что они были незамеченными. Осталось только понять какова роль у каждого из них? Загадки. Она любила загадки даже несмотря на то, что они вызывают в ней опасения ровно на столько же насколько и азарт.
- Тут я не вижу ничего ужасного, - с улыбкой покачала головой демон – Не думаю, что голод способствует уму. Скорее наоборот. А еда солдата не только сытна, но и удобна в переноске и употреблении, - женщина одобрительно кивнула на предложенный выбор провизии.

И вот они снова в зале гостиницы. Знакомое помещение наталкивало на размышления о том, не следят ли за ними уже? Однако эти мысли заставили довольно улыбнутся. Она ничем не показала своего нечеловеческой сути. В этом может быть свое пусть даже временное преимущество. Женщина с удовольствием ела рагу и думала об их импровизированном походе.

Алтарь подношений

В сравнении со вчерашним вечером было хорошо заметно, что Иллия стала немного спокойнее, уверенностью тут, конечно, даже и не пахло, но у неё появилось смутное ощущение, что компания, в которой она невольно оказалась, хоть и весьма странная, но убивать или калечить ее за каждое слово или действие явно не собиралась, а потому девушка перестала шарахаться от каждого движения Ральфа и Бъорка, хотя так и продолжала их заметно сторониться и чаще жалась к Винсу. Бард за чуть менее чем сутки ухитрился завоевать ее какое-никакое доверие, хотя и оставались моменты все ещё ей непонятные или вызывающие сомнения, но те слова и действия спутника, что она успела увидеть и услышать для неё характеризовали того, как человека уж точно не плохого.
Вот и теперь, когда все рассаживались за уже знакомым столом, девушка дождалась пока сядут все остальные, а потом села ближе к Винсу и дальше от здоровяков. Но когда к столу подошла служанка, даже когда та уже готова была убежать дальше по своим утренним делам, ангел нервно заерзала и, спустившись с лавки, подошла к девушке, что несмотря на примерно тот же возраст на вид, была заметно выше Иллии, и что-то тихо шепнула той на ухо, судя по тому, что дальше служанка стала объяснять дорогу куда-то в гостинице, нетрудно было догадаться, что не решившись спрашивать у мужчин, ангел у девушки поинтересовалась расположением местной уборной. Получив ответ, Иллия замялась, словно не могла определиться: вернуться ей за стол и спросить разрешения на то, чтоб отлучиться, или же она может сделать это сразу - ведь после пробуждения ее оставили в комнате одну. В своём сомнении она в первую очередь обратила взгляд на «брата», и ей показалось, что тот не то безразлично, не то одобрительно качнул головой, и только это позволило ей, все ещё немного нервничая и изредка оглядываясь, пойти в указанном направлении.
Вернулась ангел довольно быстро, судя по чуть влажной коже рук и лица там же она нашла и возможность умыться после сна. К тому моменту завтрак уже был на столе, а Винсент принялся объяснять ей, что им предстоит найти на местном рынке и, судя по озвученному набору, им предстояло отправиться куда-то, где было ещё холоднее чем в этом городке. Эта новость заметно озадачила ангела - все же она ещё не привыкла к отличиям родного мира и этого, и даже такая мелочь, казалось бы, как существенная разница температур в разных частях континента для неё была сложной для осознания, так что она только согласно кивала в тех местах повествования барда, где это требовалось - не имея ни причины, ни возможности что-либо оспорить. Только про себя подумала, что хорошо все-таки было бы, чтобы одежда состояла из штанов и кофты, которые не мешали бы ей воспользоваться крыльями в случае необходимости, но сказать о таком вслух не посмела бы. Так что первые слова Винсу удалось из неё вытянуть только тогда, когда он протянул ей вчерашнюю стопку монет: ангел удивлённо посмотрела сначала на деньги, потом на «брата». С одной стороны она понимала, что если тот, как и обещал, отпустит ее, когда проблемы с бандой будут улажены, деньги ей понадобятся, с другой стороны не понимала почему тот потягивает ей всю стопку, хотя песня принадлежала ему и играл тоже он:
- Я же только пела… - тихо проговорила девушка снимая верхние три монетки из семи, по ее мнению следуя компромиссу между отказом вообще, который мог бы обидеть - ведь Винс сам предложил ей награду, и тем, чтобы забрать всю сумму, которую она, по ее мнению, не сама заработала.

Бард действительно не придал особого значения тому, что Иллия бросилась вдогонку за служанкой. Вернее поглядел чуть тревожно, когда ангел вскочила со скамьи, но о смысле разговора догадался, едва вторая девушка начала жестикулировать, также негромко отвечая. Опасался ли он того, что девочка могла под таким предлогом сбежать? Теоретически, допускал, конечно. Но еще со вчера составил впечатление, что той особо некуда податься, разыскать беглянку по свежим следам в городе вряд ли б было сложно. И то, что эта запуганная практически до немоты девочка с дивным голосом совсем недавно показала ему медальон, после ночных слез, Винсент не мог истолковать иначе, чем хоть в какой-то степени принятие. Да и в конце-концов, ничего не было удивительного, что девушка с утра хочет побыть одна, а если и готовить побег - сам бы Леро оставил бы его на после завтрака. И все равно менестрелю оказалось приятно, что его прагматичное доверие Иллия оправдала в полной мере, вернувшись даже быстрее, чем он ожидал.
В ее отсутствие не обошлось без пошлого замечания от Ральфа, поддержанного хохотом минотавра. В ответ Винс выразил умеренное удивление тем вниманием, которое мечник уделяет отлучившимся девчонкам, вернее, причинам, по которым им приходится отлучаться. Тот пригрозил укоротить остряка на голову. Завтрак странной компании протекал своим чередом.
Ближе к концу трапезы, когда Винсент изложил Иллии план на следующие пару часов, она согласно кивала, но когда девушка, пробормотав свое "только", взяла из не самой высокой стопки всего три монеты, раньше, чем "сестре" ответил Винс, Ральф буквально поперхнулся своим элем.
- Такое бывает? Девка, которой не нужны деньги?! - он застучал себя в грудь кулаком, делая вид, что пытается прокашляться. Рогатый расхохотался. - Ущипни меня, Бъорка, не, ну ты это слышал? Девочка, ты вообще настоящая? Может мне это снится?
- Я ее тоже вижу и слышал, - фыркал рогатый в свое пойло.
- Мышонок, - бард тоже засмеялся. - Если уж тебе приходится терпеть мужскую компанию, так деньги - это единственное, что тебе сможет потраченное время скрасить. Бери-бери. - не заботясь о том, что его "братский" совет может звучать двусмысленно, он подвинул оставшиеся монеты к ангелу. От подобной незамутненности у мечника и вовсе пиво носом пошло.
- Ты ее что, на панель натаскиваешь?
- Нет, Винсент доносит до нее мысль, что если ей приходится находиться в одной комнате с такими, как вы, это минимум, что она за это заслуживает.
Бъйоркус снова заржал, а беловолосый перевел тяжелый взгляд на девушку, а потом кивнул.
- Да, бери монеты, киска. Твой придурок-брат прав. Ты слишком нежная фиалочка для нашего общества.

Стоило Ральфу резко отреагировать на её разделение монет, как ангел нервно дернулась в сторону, вновь испугавшись, что сделала что-то не то, взгляд её стал похож на взгляд мелкого зверька, что в голодную зиму решил стянуть орехи у людей и был застукан на месте преступления, казалось пальцы её вот-вот разожмутся и даже уже взятые монеты посыплются из её рук. От раскатывания монеты спасло лишь то, что Иллия все же заметила, что мужчины не злятся, а смеются, хотя их реакция ей все равно оставалась не очень понятной: ей казалось, что она все сделала правильно, ведь песню с Винсом они исполняли вдвоем и такой нехитрый заработок было логично разделить на двоих, так она и сделала, но по реакции остальных выходило, что что-то не так в её рассуждениях. Она озадачено посмотрела на барда, все ещё не решаясь ни убрать руку с тремя монетами, ни забрать оставшиеся четыре, немой вопрос застыл в её глазах, и пояснение, что она услышала от «брата» … с учетом всего, что она слышала за последние сутки, даже она почувствовала какой-то подвох в словах барда, на озадаченном лице ангела меж бровей появилась тоненькая морщинка недоумения и недоверия, но в отличие от Ральфа и Бъорка она подумала об их «договоре» и решила, что Винс напоминает о её обещании их не раскрывать и лишние монеты как бы плата за соблюдение этого договора. Ещё немного помявшись, Иллия все-таки взяла остальные монеты и немного позвенев ими в ладонях, спрятала внутри кольца, она и сама не заметила, как легко привыкла к подарку, полученному от полуэльфа. Шутки здоровяков ей были непонятны, поэтому ангел, стараясь отвлечься от этого непонятного, сконцентрировалась на тарелке, что стояла перед ней, поэтому довольно скоро закончила с завтраком, одолев при этом едва ли половину предложенной порции, и была готова к выходу.
Уже почти в дверях к Иллие подскочила служанка, что совсем недавно объясняла той дорогу и с заметной заинтересованностью принялась что-то шептать ангелу на ухо, но та в ответ лишь замахала руками в отказывающемся жесте:
- Если передумаешь – найди лавку Хелиаса! – бросила напоследок девушка, убегая по своим делам.

При всех недостатках, от одного-двух Леро был избавлен. Он не был жадным в принципе. В крохоборстве он видел, в первую очередь, мелкость души. Каждый из них, и бард и воин, судили, исходя из собственного жизненного опыта, и, если тифлингу повезло, то ли благодаря характеру, то ли наследию демонической пра-бабки, и его мир был полон женщин, которым было наплевать, есть ли в кармане менестреля монета, то, видимо, Ральф видел совершенно другую картину. Кроме того, стремление к деньгам Винс не осуждал, считая чужие слабости своими инструментами. Ральф же любые проявления торгашества презирал по определению, хотя и пользовался возможностями. Так что, несмотря на минуту веселья, которое им доставила попытка Иллии поделить деньги по справедливости, в обоих, скорее вызвала симпатию, чем хоть какой-то проблеск негатива в ее адрес. В Винсенте ее наивность действительно пробуждала какую-то легкую сентиментальность, словно нежная и пугливая девушка на самом деле оказалась его младшей сестрой, побуждая проявлять не только самую простую опеку, но и, наверное, как-то позаботиться и развеселить. А явная нехватка жизненного опыта, особенно учитывая контраст с его собственным цинизмом и грубостью двух других невольных спутников, вызывала подспудное желание защитить ее, хотя бы до тех пор, пока у девочки не найдутся силы для того, чтоб делать это самостоятельно. Четыре серебряные монетки не сделали бы погоды в кошельке Леро, а вот для нее могли обернуться еще одной улыбкой, вызванной приятным пустяком: красивой лентой в волосы, какой-нибудь сластью с лотка. Или просто пониманием, что они у нее есть, а значит, как припеве одной старой песни "Все не так уж плохо на сегодняшний день". Винсент уже не в первый раз задавался вопросом о том, насколько эти настроения действительно его: могла ли сероглазая так тонко манипулировать им, довольно искушенным в играх с чужими мыслями и чувствами. И не находил подвоха.

Остаток завтрака прошел тихо и мирно. Расплатившись с официанткой, все четверо встали и направились было к выходу, но тут к ангелу подлетела та же самая разносчица, что-то затрещала ей на ухо, и Винс нахмурился, подозревая какую-то каверзу, хоть Иллия и замахала руками, явно отказываясь от сделанного ей предложения. Провокаторша, не сумевшая найти лучшего времени для своих увещеваний уже неслась прочь, но тифлинг раздраженно щелкнул языком:
- Ну-ка стой! - велел он девице в полный голос, не услышать было не возможно. Как невозможно было проигнорировать и магию в его словах. Приказа барда мог ослушаться только тот, кто был защищен от ментальной магии. - То же самое сюда повторила, быстро. - он жестом указал на собственное ухо. Что б там не предлагала в лавке Хелиаса его "сестре" интриганка, Винсент хотел это тоже знать. Воля барда впилась в сознание девицы, как сторожевой пес в горло нарушителя.

От громкого голоса Винса ангел вздрогнула так, словно это она какими-то своими действиями вызвала его негодование, хотя то вроде как очевидно было направлено на служанку. Иллия испуганно посмотрела на «брата», а после и на ту, что вызвала его недовольство, словно чувствовала себя виноватой одновременно перед обоими.
Служанка же подобными мыслями обременена не была – она в отличие от ангела не обладала никакой защитой от воздействия на свой разум, и оттого просто подчинилась приказу, сначала резко остановилась, а потом развернувшись, подошла куда было сказано и послушно повторила то, что сказала ранее ангелу:
- Мой троюродный дядюшка держит лавку по пошиву одежды, к нему недавно циркачи заходили, просили, чего необычного пошить, а такого костюма я раньше не видела. Вот и предложила обменяться в лавке или продать, или хотя бы разрешить снять лекала – а дядюшка скидку сделает или еще как в долгу не останется, - наверное, девушка вывалила бы эту информацию и без ментального приказа, просто скорее всего не рискнула предлагать «раздеться» не самой хозяйке костюма, а её странным спутникам – кто знает ещё насильно заставят, с таких рож не убудется! Оттараторив свое, служанка замолчала, ожидая дальнейших указаний, очевидно, что ничего сверх сказанного она не говорила и не предлагала.
Тем временем сама Иллия, всё ещё чувствуя себя виноватой за бурную реакцию Винса, неуверенно потянула того за рукав:
- Я не хотела его отдавать… не нужно было отказывать? – неуверенно, почти шепотом уточнила девушка, она искренне не понимала, почему бард так отреагировал на произошедшее. А ещё ей хотелось теперь побыстрее уйти, чтобы больше из-за неё никому тут не пришлось терпеть хоть каких-то неудобств.
 Площадь